Плацдарм. Игра на выживание

Робинзон что-то прошипел, протягивая флягу незваному собеседнику, и все раздражение из него вместе с этим шипом вышло, как из проколотого мяча. Глядя, как последние глоткй исчезают в тощем горле, по которому прыгал костлявый кадык, весь в черных редких щетинках, словно бы обгорелые перья опаляемой на огне птицы, Робинзон только тихо рассмеялся. Отставник строго на него посмотрел, будто бы молодой человек допустил невесть какую скандальную бестактность.

Новый собеседник меж тем напился, утер бескровные губы тощей куриной ладонью и продолжил: с таким пафосом, словно бы все вокруг изнывали от ожидания:

– Стакан. Из-под самогону. Пустой, значится. Вот мы его залили до краев…

– И-и – жах! – Отставник сделал такой вид, словно бы действительно бахнул стопарик.

– Э нет, дурья твоя башка, ни шиша не жах.

Отставник скорчил по-детски обиженную и удивленную одновременно мину, будто бы опять оказался оскорблен в лучших чувствах, а его дружок продолжал, обращаясь к Робинзону:

– А нам вот надо еще самогона налить. Ну надо – и все. Вот мы льем, льем, льем… – И тут он вскочил и уставил на опешившего Робинзона кривой тощий палец, да так резко, что у того едва дыхание не сперло. – И что тогда?

– Да ничего! – словно бы отбиваясь от неожиданно наскочившей собаки, выплюнул Робинзон, моргая тем глазом, в который, казалось, метил скрюченный перст старца.

– Как так? – Старец хлопнул себя по худым ляжкам и глянул на Робинзона, словно на законченного безумца.

– Выливаться будет, вот что, – снисходительно слащавым тоном школьного учителя произнес Отставник, показывая кистью здоровой руки нечто вроде спирали. – Я про это и говорил, только без стакана. Реакция, понимаешь, опоры.

В голове Робинзона откуда-то сама собой всплыла пылающая по краям букв печатная фраза: «ДʼАртаньян почувствовал, что тупеет».

– Именно так. Растревожили улей, бухнулись в этот мир, словно сквозь крышу курятника, и теперь вокруг будут пух да перья лететь.

– Дело не в том, как именно мы бухнулись, а в том, что вообще нельзя влезть в чужой мир со стороны, ибо любой мир сам для себя – полный. И все через край течет.

– Что – все?

– Мы и течем.

Старики яростно заспорили. С ужасом взиравший на них молодой человек понял, что для них сейчас не существовало ни тысяч и тысяч неандерталов, штурмующих укрепленные окраины поселения, ни предстоящей самоубийственной атаки на север от форта по песчаной косе, ни самого его, Робинзона.

– Верно говорят, у стариков в новом мире крыша едет, – произнес неизвестно откуда появившийся юноша.

Робинзон на него нехорошо покосился – мало ему было двух ветеранов войны и труда, изображающих из себя даосов, но чтобы еще от молодежи терпеть болтовню…

– Тебе чего?

Парень долго-долго посмотрел в глаза Робинзона, и тому отчего-то стало неловко. «Черт знает, что сегодня со мной. Или со всеми», – зло подумал он. Подросток, казалось, видел все его душевные терзания как на ладони. Молодое и задорное лицо его разгладилось, и стало видно, что этот парень слегка нервничает перед атакой. Но именно нервничает, а не боится.

– А мне вот кажется – справимся мы с этими неандерталами, и такая наступит житуха, только держись.

Робинзон хмыкнул, но ничего говорить не стал. У него было свое мнение по этому вопросу, однако слишком многое еще предстояло выяснить. И дожить до того времени, кстати, тоже.

– Ас чего это ты так думаешь? – спросил он, морщась, когда на башенке застрочил пулемет, бивший куда-то на север.

Парень же словно бы и не слышал сухого пулеметного лая. Он картинно оперся на свой самострел и задумался. Только он набрал побольше воздуха, чтобы изречь нечто, без сомнения, напыщенное, как заметил, что оба старца смотрят на него, и смешался, забормотал, шаря глазами вокруг, словно нашкодивший школьник.

– Ну… это… вначале на нас как бы природа ополчилась. Но мы ее того, приструнили как бы. Ну не всю, ясное дело, а самую агрессивную природу… змееголовов там, всяких драконов океанических… теперь вот – неандерталы. Они как хозяева здешние, что ли. Пришли за место драться. Вот прогоним их или, там, перебьем, и тогда – все…

– Что – все? – тупо спросил Робинзон.

Юнца словно прорвало:

– Нет, ну ты точно, как говорят, на своем острове умом повредился, уж не обижайся. Заживем, вот что. Больше нам никто не указ.

– Вот она, вот – молодежь, разъедрить твою малину! – воскликнул второй старик и вскинулся, ударившись локтем об приклад карабина. Его, однако, прервала одна из шедших с отрядом женщин. Только сейчас Робинзон заметил, что еще несколько человек столпились вкруг них.

– Совсем ты сдурел, старый. Малец сейчас с тобой вместе в атаку пойдет, а ты его малину собрался разъедрять.

– Молчи, – фальцетом взвизгнул старик. – Молчи, когда джигит с джигитом…

– Дурилка старый, – укоризненно сказала женщина и потащила юношу за рукав. – Пойдем с нами, Рыжик, хоть поешь.

– Заботливая, тоже мне, – пробурчал старик. – Попадет мальцу в брюхо стрела, будет перитонит. Его даже целительница не выходит.