Плаванье к Небесному Кремлю

— Ты знаешь, наше венчание все же необыкновенное, потому что венчаются двое, из которых один уже умирает. Мы же не можем быть мужем и женой, можем только сколько-то времени побыть на земле обвенчанными, а потом это венчание уже там…

И гроб стоял в том же храме и на том же самом месте, где мы венчались, и отпевал Даниила тоже протоиерей Николай Голубцов.

Придя с кладбища, я взяла пишущую машинку, что-то из черновиков и стала учиться печатать. С тех пор я печатала Данины вещи, пока видела.

За то время, что прошло после смерти Даниила, я всего трижды видела его во сне. В первый раз довольно скоро. Я видела его лицо, причем оно расплывалось. И я поняла, что он старается принять знакомую мне форму. Он произнес только два слова: «Молись Вечности».

Еще до того как я уехала из той нашей комнаты, то есть до 1961 года, он приснился мне еще раз. С самого первого моего визита к Добровым Даниил всегда разувал меня и обувал. Он вставал на колени, снимал с меня ботики или туфли и надевал тапочки. Он очень это любил. И во сне я увидела, что он, очень спокойный и веселый, обувает меня в какие-то крепкие ботинки. И я знала при этом, что он меня обувает на длинную-длинную дорогу, в конце которой меня ждет «Долина роз».

А где-то в середине 60-х мне приснилось, что я вхожу в нашу комнату в Малом Левшинском переулке так, как это бывало в жизни. Я пришла домой, а Даниил лежит на диване. Я подхожу к дивану и вижу, что это не он, а как бы оболочка его и, если я ее чуть трону, она рассыплется в прах, как рассыплются стены, мебель и все остальное. Я проснулась и поняла: дом сломали. Это был не Даниил. В доме после живших в нем людей остается что-то, чего мы не видим и не знаем. Я сейчас же поехала в Малый Левшинский: так оно и было — дом сломали. На этом месте просто растут теперь деревья.

Как мне было плохо душевно после смерти Даниила, не стоит рассказывать. Но ведь кроме потери любимого человека было еще другое. У меня на руках осталось все, что составляло смысл его жизни, его творчество. Он оставил все мне с тем, чтобы я хранила это, сделала все, что смогу. А я была одна. Потому что никто до конца не знал, что он писал. Никто не мог мне помочь в этом. Я тоже была приговорена к смерти. Почему-то приговор не был приведен в исполнение, и я жива до сих пор. Значит, так надо было. И я совершенно не знала, что мне делать. Куда бы я ни шла, что бы ни делала, я просила: «Даня, помоги! Даня, пошли знак! Даня, что мне делать?». И он послал знак.

Мне очень хотелось, чтобы в доме была икона. И вот у какого-то чрезвычайно неприятного человека я купила одну очень хорошую небольшую бронзовую с эмалью иконку. Мне сказали, что такими бывают старообрядческие иконы — литые, бронза с эмалью. Икона была очень красивая, но я не могла понять, что на ней изображено. Я показала ее отцу Николаю, и он сказал, что это одно из изображений Святой Софии — Христос с крыльями, а наверху надпись «Благое молчание». И я поняла, что это знак. София! Тема Софии, такая близкая Православию, Русской Церкви. Ведь веру мы получили из Константинополя, от Константинопольской Софии. Первый храм на Руси — Киевская София, а после него — Новгородская. И вообще тема Софии, я думаю, это центральная тема русской религиозности, она проходит и через всю «Розу Мира». А слова на иконе были распоряжением: «Пока молчи».

Глава 28 ТИХАЯ ПРИСТАНЬ

Жить без Даниила я стала тихо, замкнуто, перепечатывая его черновики. Сначала я думала, что тоже умру: ведь я была тяжело больна. Но после нескольких операций оказалось, что я жива. В конце концов надо было либо умирать вместе с любимым человеком, либо, если уж осталась без него, принимать жизнь — пусть со слезами, но принимать.

Вскоре после того как Даниил во сне обул меня на дальнюю дорогу, я вышла замуж. Мой муж Женя Белоусов был другом Даниила. Им сделаны самые ранние Данины фотографии. В юности они читали друг другу: Даниил — стихи, а Женя — свои рассказы. По нашему делу Женю тоже арестовали. Мы познакомились во время войны, когда он приезжал в Москву в командировку из Нижнего Тагила, куда был эвакуирован с военным заводом. А в следующий раз встретились, когда Даниила уже не было в живых.

Интересно, что отцы Даниила и Жени тоже были дружны. Расскажу об истории Жениной семьи, потому что она достаточно необычна.

Жил в Зарядье портной Алексей Белоусов. Его старший сын Иван Алексеевич должен был унаследовать отцовское ремесло, но страстью его была литература. Иван Алексеевич писал стихи, иногда посылал их в журналы, стихи эти время от времени печатали под псевдонимом, чтобы они не попались на глаза отцу. Характер у Алексея Ивановича Белоусова был тяжелый настолько, что младший сын бежал от него в Сибирь.