Миссис Нильсен все время что-то делала, но вдруг на несколько минут застыла без движения. Наступившая тишина заставила меня взглянуть на хозяйку. Она плакала.
— О, если бы вы знали, — всхлипывала она, — если бы вы только знали, что говорите! Вы здесь пробыли так долго, а поняли так мало.
ГЛАВА XXI
ВСЕ НА БОРТ
СУДЕНЫШКО Лундберга с вооружением шлюпа имело большую осадку, ход у него был отвратительный; старый двадцатисильный мотор от «даймлера»[38]
— единственная надежда. Мотор долгие годы пролежал под водой, проржавел и растрескался, кое-где его подвязали проволокой и залепили замазкой и мылом.— С этим мотором туда ни за что не добраться: не выдержит, — сказал Лундберг.
Произнес он это с мрачной убежденностью.
Мы погрузили балласт, взяли с собой запасной якорь, новую цепь и отплыли. И слова прощания звучали так торжественно, словно мы расставались на всю жизнь.
Был поздний вечер, и не успели мы пройти несколько миль, как наступила темнота. Два часа простояли на якоре и, когда занялась заря, снова пустились в путь.
В Ушуаю мы пришли с приливом, когда город только просыпался. Стояла тихая погода. Не тратя времени, я сошел на берег, чтобы закупить провизию и покончить с необходимыми формальностями в порту; нам не терпелось отправиться дальше.
— Купи шесть канистр бензина и привези их на катер, — сказал я помощнику перед уходом.
Мне не приходило в голову, что такое простое дело может обернуться недоразумением, и я тут же забыл о своем приказе.
В Ушуае ни у кого нет особых дел, поэтому люди поздно залеживаются в постели. И хотя солнце уже стояло высоко, все еще сидели за утренним кофе и лавки были закрыты.
Прошло почти два часа, пока я сделал все покупки и получил пропуск у субпрефекта[39]
.После этого я крикнул помощнику, чтобы он снова отвез меня на катер.
— Да, насчет бензина, — сказал помощник, когда я забрался в ялик. — Мне дали только пять канистр.
— Но они уже на борту?
— Нет еще. Мы подумали, надо сперва посоветоваться с вами.
И вот эта глупость, заставившая нас потерять еще полчаса, посеяла семя, горький плод которого — трагическое разочарование — ожидал нас впереди.
Было все еще тихо, когда мы подняли якорь и вышли в бухту. У оконечности полуострова Ушуая нас встретил слабый западный ветерок, который слегка наморщил зеркальную воду. Ветер усиливался. Через полчаса мы были на середине пролива. Неистовый порыв ветра — и море кинулось на нас. Мы не могли двинуться с места. Сделав поворот, нашли убежище около группы островков у берега и стали на якорь с подветренной стороны.
Ветер усилился и бушевал весь день и весь вечер. Ночь мы простояли на якоре, и потерянные полчаса превратились в двенадцать.
В два часа ночи мы проснулись. Было темно и тихо, небо затянуло облаками. Проклятый мотор целый час не заводился. Потом в сером рассвете мы пересекли пролив по направлению к подветренному берегу Наварино, пошли вдоль берега между бесчисленными островками и, войдя в пролив Маррей, взяли курс на юг. Начался дождь.
Проход между Наварино и островами Осте в некоторых местах очень узок; берега крутые, со множеством мысов, покрыты густыми лесами. В то раннее утро под дождем все вокруг было угрюмо и темно. Следы неудач, постигших в свое время миссионеров, встречались один за другим и тонули во мраке, таком же беспросветном, как горестные отчеты о миссионерской деятельности[40]
.Пройдя юго-восточную оконечность полуострова Дюма, мы стали пересекать пролив Понсонби. Был полный штиль. Снежные вершины гор вставали, как острова, над грядой облаков, отражаясь в сером зеркале моря. Через час мы пересекли пролив и вошли в длинный извилистый проход, который отделяет от полуострова Пастёр небольшой островок. Берега были низкие, кое-где поросшие кривыми, изуродованными деревьями. В высокой траве на небольшой поляне находилось селение индейцев — три-четыре полуразвалившиеся хижины и два вигвама. Мы не заметили там никаких признаков жизни и прошли мимо.
Скоро мы круто повернули в очень узкий пролив — его не было на карте, но Кристоферсон его знал — и, пройдя несколько миль, как по реке, оказались неожиданно в бухте Курсель, возле южного окончания полуострова. Здесь поднимались утесы цвета слоновой кости и необычного строения, обрамленные кустиками травы, словно бакенбардами. У подножия их были глубокие фиорды и пещеры, где кишмя кишели тюлени.
Опыт научил нас не слишком доверять хорошей погоде. Мечтая достичь цели нашего путешествия, мы, когда входили в открытые воды, беспокоились, как бы не поднялся ветер, не задержал нас или не заставил бы в поисках убежища повернуть назад.