Плавание к югу от Магелланова пролива

Починив мотор, мы направились в Харбертон — не тем безопасным путем, которым пришли, а морем, между островом Наварино и Ленокс. Нам повезло: за островами Вулластон нас встретила хорошая погода, и весь день мы неслись вперед, подгоняемые попутным ветром. Но даже под ясным небом эти унылые острова не захотели расставаться со своим одеянием из грозовых туч.

Пришли мы в Харбертон в тот же вечер. Как бы в награду за то, что мы отказались от попытки достичь мыса Горн, «Рио-Негро» прибыл на следующee же утро — наша жертва была принесена не зря.

Мы не совсем, как это может показаться, забыли, что нам принадлежит бот «Кэтлин» (водоизмещение пять тонн, порт приписки Нью-Йорк), который дожидался нас на якоре в далеких водах Альмирантасго. Теперь бот приобрел у меня мистер Нильсен на условиях фоб[44] до Пунта-Аренаса, и мой помощник вернулся к месту стоянки «Кэтлин». Мне довелось встретиться с помощником лишь полгода спустя в Вермонте, и я постараюсь вкратце рассказать, как закончилось его путешествие.

Добравшись верхом до хижины Франсиско в долине Лапатая, — на это у него ушло четыре дня, — помощник направился затем к Баия-Бланке. Обратный путь через долину налегке занял всего два дня. Аесопильный завод выглядел плачевно. Ураган, налетевший с юго-востока, полностью разрушил главное здание. Все лодки у причала выбросило на берег. «Кэтлин», по счастью, осталась в целости и сохранности.

_{ВИГВАМ ИНДЕЙЦЕВ ÓНА}　

Пока помощник ждал, когда бот отбуксируют в Пунта-Аренас, — об этом, кстати, должен был позаботиться я сам, — он привел его в порядок. Через две недели «Кэтлин» появилась в Пунта-Аренасе совсем как новая, не хуже, чем была в тот день, который ознаменовал начало нашего путешествия.

Здесь помощник отказался от обещания вернуться в Харбертон и поступить на работу к Лундбергу. Он был совсем без денег и с. присущим ему легкомыслием принял вызов местного героя ринга — тот бросал вызов каждому вновь прибывшему. После того как помощника долго тренировали и готовили к бою — все белые жители Пунта-Аренаса, в основном иностранцы, делали на него ставку, — он в ореоле славы вступил на ринг. В конце третьего раунда его ожидал бесславный нокаут. Так закончились похождения моего помощника в Южной Америке.

_{НА ОБРАТНОМ ПУТИ ИЗ ХАРБЕРТОНА}

И здесь мы его покинем. Без сомнения, у него еще многое впереди, но если то, что впереди, будет ему всегда сходить с рук, значит, ему невероятно везет и судьба закрывает глаза на его безрассудство.

По тому, с какой любовью я писал о Харбертоне, можно судить, сколь горько мне было расставаться с друзьями, и, вероятно, навсегда. Я уезжал ясным солнечным утром. Утро будто нарочно выдалось такое, чтобы я никогда его не забыл, и я все оборачивался назад, и мне долго махали белыми платками. Прощай, милый Харбертон!

Мой путь пролегал через горы к озеру Фаньяно, оттуда к восточному берегу до имения Виа-Монте у Рио-Фуэго, затем на север до Сан-Себастьяна и оттуда на запад к заливу Инутиль. Я намеревался добраться до Порвенира, пересечь там Магелланов пролив, чтобы попасть в Пунта-Аренас: между этими портами ходит пароход, но судьба, как будет видно дальше, сократила мой путь по суше.

_{ПАСТБИЩЕ ВИА-МОНТЕ}

Одного из харбертонских работников послали проводить меня до озера, и для второго дня моего долгого пути к Рио-Фуэго у нас была запасная лошадь. Путь выдался нелегкий: нужно было проехать многие мили лесом и бескрайними топями, кое-где через них были настланы полусгнившие бревна, на которые особенно полагаться нельзя. Мы ехали по высокогорным тропам над зоной лесов, а затем по головокружительной крутизне спустились к озеру. Тропа, огибавшая озеро с севера, вела через болото — здесь продвигаться вперед было особенно трудно, да еще попался на глаза труп лошади с аргентинским клеймом.

Наступили сумерки, пошел дождь, а мы все еще находились за много миль от селения индейцев она, где рассчитывали заночевать. Наконец, усталые и промокшие, добрались до поселка: над озером на высоком берегу была вырубка, а на ней разбросаны немногочисленные хижины. Нас радушно встретил самый состоятельный из всех жителей поселка и пригласил к себе в хижину. Там возле очага на полу сидели две женщины, одна из них, пожилая, — его жена, а другая — видимо, дочь. Кажется, еще никогда в жизни не испытывал я такого смущения, как в первые полчаса в их обществе. Они смотрели на меня не отрываясь, с насмешливым любопытством и при каждой моей попытке начать разговор заходились от смеха. Я спас положение тем, что достал свою флейту: насмешки тут же сменились восторженным изумлением.

Индейцы этого племени держатся с большим достоинством. Можно было лишь догадываться, как величаво они выглядят в своей национальной одежде, если даже нелепое современное платье, давно к тому же превратившееся в лохмотья, не смогло изуродовать стройную, гибкую фигуру и свободные движения высокой, статной женщины.