Плавни

— Я тебе не щенок, а урядник и личный ординарец генерала Алгина, а за щенка — получи! — он размахнулся, ударил казака по уху и, не давая ему опомниться, крикнул:

— Как стоишь, сучий сын?!

Казак растерялся. Он не знал — то ли ему броситься на Тимку, то ли встать перед ним во фронт. Другие казаки с интересом наблюдали за Тимкой и своим товарищем. Наконец один из них крикнул:

— Эй, господин урядник, скажи, кто такой генерал Алгин?

Тимка, не смущаясь, ответил:

— Вот когда он прикажет отодрать вас шомполами, тогда вы его на всю жизнь запомните.

Угроза подействовала. Казаки уже готовы были

убраться со двора, когда двое бродивших по саду, подойдя к Тимке, крикнули:

— Да ведь это председательский денщик! Чего вы, дураки, уши развесили?.. А ну, бросай на землю винтовку, ну, живо!

Тимка отступил на шаг и клацнул затвором. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы во двор не въехала группа всадников.

— Что тут происходит?

— Так что, господин есаул, председательского денщика поймали.

Тимка исподлобья посмотрел на командира и узнал в нем есаула конвойной сотни, раза два навещавшего его брата у них в доме. Сотник тоже узнал Тимку и дружески кивнул ему головой. Потом сурово взглянул на казаков.

— Не смейте трогать его. Что вы тут делаете? Марш отсюда!

Казаки моментально исчезли. Есаул обернулся к Тимке.

— А ты как сюда попал?

Тимка умоляюще посмотрел на сотника:

— Господин есаул… невеста моя тут…

— Невеста?! Почему ж она здесь, ведь это дом Хмеля?..

— Сестра его…

— А-а… — Есаул посмотрел на Тимку, потом вынул часы.

— Через полчаса я приеду сюда снова. Чтобы к этому времени никакой невесты здесь не было. Понял?

— Понял! Спасибо…

Есаул, не дослушав, повернул коня.

Когда всадники скрылись за углом улицы, Тимка бросился к дому и застучал кулаками в дверь.

В сенях раздались легкие шаги, затем грохнул о косяк дверной болт, и дверь отворилась. На пороге стояла Наталка с растрепанными волосами и мокрым от слез лицом.

— Тимка! — она обвила его шею руками и тихо, по–детски заплакала.

Тимка растерялся. Он гладил Наталку по волосам и говорил что–то утешающее. Потом, вспомнив свой разговор с есаулом, заторопился.

— Наталка, не плачь, уходить отсюда надо. Собирай свои вещи да бежим.

Наталка сразу не поняла:

— Куда бежим, ты про что, Тимка? Его убили? — И она снова заплакала. Тимка, поняв, что она спрашивает про брата, соврал:

— Живой он, в ревкоме арестованный сидит. Бежим, а то сейчас опять сухенковцы приедут, бежим, Наталка.

— Что это, Тимка, — восстание?

— Не знаю сам. Бежать надо.

Он помог ей собрать в узел ее платья и, накинув на нее бурку Хмеля, вывел со двора.

— Тимка, а как же корова, а дом?

Но он не ответил и только крепче сжал ее руку.

Тимка сперва хотел отвести Наталку к себе домой, но потом передумал и направился к школе. «Попрошу учительницу, чтоб спрятала у себя Наталку»

6

Зинаида Дмитриевна с радостью согласилась укрыть Наталку. Со слезами на глазах она утешала, как могла, плачущую девушку. Потом они сели на кровать и плакали обе.

Когда Наталка и учительница немного успокоились, Тимка наскоро рассказал им об отъезде председателя и разоружении гарнизона. Тимка путался во взаимоотношениях Сухенко с генералом Алгиным и не желал рассказывать всего, чтобы не выдать ни себя, ни Сухенко. Но все же кое в чем он проговорился. По его сбивчивому рассказу выходило, что Сухенко хотел поднять восстание, но потом, получив приказ Ейского ревкома, разоружает гарнизон, как якобы врангелевский, будучи в действительности сам врангелевцем.

Зинаида Дмитриевна поняла, что Сухенко лгал, когда уверял ее, что Семенной — бандит. Бандитом и предателем оказался он сам. Это сильно взволновало Зинаиду Дмитриевну, и она снова заплакала, а Тимка, чувствуя, что и сам готов разреветься, выскользнул из комнаты.

…Тимка шел по станице, сам не зная куда. Перестрелка не прекращалась, но сейчас она слышалась уже с окраин станицы. Незаметно для себя Тимка подошел к улице, где жил Семен Хмель, и увидел столб дыма и толпу народа. «Хату спалили», — догадался он и побрел к гарнизону.

На базарной площади к нему подошли двое рослых конвойцев. Один из них грубо схватил Тимку за плечо, а другой хотел сорвать оружие. Тимка сначала оцепенел от неожиданности, потом бешенство захлестнуло его. Не помня себя, он выхватил кинжал и резанул по руке державшего его конвойца. Потом хотел броситься на другого, но, ошеломленный ударом кулака по виску, упал на землю. Его, наверное, зарубили бы, но в это время на площадь выехал небольшой отряд гаевцев под командой Георгия Шеремета. Гаевцы жестоко избили конвойцев и освободили Тимку.

За гаевцами тянулся обоз: по приказу генерала Алгина, увозили в плавни оружие, снаряжение и имущество гарнизона. Были в обозе и подводы, груженные мукой, салом, пшеном и другими продуктами, наскоро собранными среди зажиточных казаков станицы. На последних двух подводах везли связанных казаков, перебежавших из отряда Гая в гарнизонную сотню.

Как только отряд гаевцев достиг конца площади, избитые и лежавшие на земле конвойцы поднялись и открыли стрельбу по отряду. Обоз остановился.