Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Стихи эти предельно заземлены, мастерски наглядны, и вдруг в последней строфе следует обращение к биографии героини, служившей когда-то давно в органах НКВД. Именно это поднимает их так высоко, так многозначительно над горизонтом бытия. Только одной строкой. Вот это и есть зрелость и мастерство поэта, умение нелже-эффектное, а истинное, опирающееся на эстетический кодекс. А эстетика – это и есть позиция поэта. Амарсана Улзытуев создал для себя свою собственную, особую поэтическую систему, по существу не имеющую аналогов ни в современной русской поэзии, ни в мировой. Это, вероятнее всего, будет раздражать критику, всегда по большей части инерционную, которой необходимо иметь перед глазами уже устоявшиеся, временем проверенные образцы. Но вот, что говорит Иоганн Вольфган Гете по записи Эккермана 9 февраля 1831 года:

«Будь я помоложе и позадиристее, я бы нарочно погрешил против общих технических причуд, пользуясь аллитерациями и неточными рифмами, сколько мне вздумается, зато я бы постарался высказать такое, что каждому бы захотелось это прочитать и выучить наизусть».

Вот и эту книгу хочется всю, до конца прочитать, и если Бог даст памяти, выучить наизусть. Воттакое, например, совершенно великолепное стихотворение:

Никогда не думал, что игра на скрипке – атлетическое занятие,
Николай Орлов, из Сергиева Посада
Был похож на Атланта, держащего небосвод рукою,
По-бычьи вздувая жилы, правя смычком, как Гелиосовой упряжкой.
Подбородок его упирался в подножие Килиманджаро,
Споря – величием и уязвимостью – с пятой Ахилла,
И вид его был манифестацией парадоксов Зенона –
Как высечь огонь блаженства из бесконечного…

И музыка его была «Летняя гроза» – священника из Венето,
Им – кто шед по мрамору – догнать Зенонову черепаху,
Кто-то бросал грошики или купюру в распахнутый зев
футляра… «Кто ты?» – гремели громы, слетались грозы у Мадагаскара…

Почему здесь Африка и малагасийское побережье?
Потому что это мой каприз, моё бесконечное,
Как эта вечность, как это presto мечтает в метро кишащем –
Каждому по блаженству, простому человеческому блаженству…

Если есть хотя бы отдаленный предшественнику этой поэзии, то это великий Уолт Уитмен… Однако у русского верлибра своя история. В XX веке это Блок, Кузмин, Винокуров, Бурич, Куприянов. И все-таки русская поэзия пошла другим путем, путем рифмованным и ритмическим, именно ритмическим, а не метрическим. По свидетельству Семена Липкина, Мандельштам после поэтического вечера Георгия Шенгели, сказал: «Каким бы замечательным поэтом мог бы стать Георгий Аркадьевич, если бы он понимал, что не метр решает дело, а ритм». О том же говорил и Маяковский в своей известной статье «Как делать стихи». Верлибром написаны и поздние стихи Геннадия Айги, принесшие ему европейскую известность. Французский славист Франсуа Робель объявил Айги лучшим современным русским поэтом. Но это говориттолькоотом, что Робель плохо знает русскую поэзию. Стихи Айги – невнятный примитив, способный восхитить только снобов-дилетантов и людей, промышляющих литературным диссидентством и не имеющих никакого отношения к поэзии. Совсем другое дело верлибры Вячеслава Курпиянова:

Вообще говоря, мысль – это не шутка,
хотя в любой шутке – уже проблески мысли,
и она не на шутку смущает любую мысль…
…Вообще говоря, мысль – это подарок,
которым должно с другими поделиться,
так было задумано на заре человека,
и мысль человека никак не может
настаивать на закате…

Но конечно, лучшие русские верлибры – это те, что открывают «Сети» Михаила Кузмина: