Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Не прислоняться!

Мало нужно человеку,
чтоб расстроиться навзрыд,
но метро – надёжный лекарь:
растолкает, исцелит.

Мы спускаемся под землю
в нежный сталинский ампир –
кто-то пишет, кто-то дремлет,
кто-то пиво не допил.

Отойду подальше лучше:
едут школьницы с доской…
Ты мне нравишься, попутчик
от Динамо до Тверской!

На меня ты тоже смотришь.
Где Амур с колчаном стрел?
…Вон в корзинке – кошка-скоттиш.
На неё бы посмотрел.

Ты читаешь книжку Ницше.
Он – противник брачных уз.
Ты ко мне не прислонишься.
Я к тебе не прислонюсь.

Еще про зиму

Ни травинки, ни деревца,
ни улыбки на лицах.
Только белое стелется.
Только чёрное длится.

На живых ли, на трупы ли
нынче выше расценки?
Нарисованный в куполе
не ответил мне в церкви.

Поле белым застелено.
Вероятного мая.
Ты живую хотел меня.
А теперь я не знаю.

Узость строк. Я ленивица?
Или это усталость?
Просто крови в чернильнице
очень мало осталось…

Иван Шапко Стихотворения

Иван Шапко (род. 1939) появился в середине 70-х в Москве проездом, был у Владимира Бурича и у меня. Оставил нам свои стихи, верлибры. Уже не помню, как он «вышел» именно на нас, ведь у нас тогда еще не было своих книг. Был очень стеснителен, ему было важно, как мы отнесемся к его опытам. Потом он писал, что уехал с Камчатки, где работал инженером на заводе, производившем рыбные консервы. У него была болезненная идиосинкразия на рыбу. И он был вынужден оставить эту работу. Последние известия о нем были таковы, что он выдавал лыжи на одном из горных курортов на Кавказе. На этом наша связь прервалась. Его верлибры мы опубликовали в антологии «Время Икс» в 1989 году, потом его подборки были в моей мини-антологии «Другая традиция» в 1992 году, практически «невидимой», наконец, в изданной в Германии издательством «Алкион» двуязычной антологии «Куда идет тополь в мае» («Wohin schreitet die Pappelim Mai», Alkyon Verlag, Weissach im TaL) в 2000 году.

Эти стихи остаются разговором одного из одиночеств со всем миром. В нихесть что-то от детского восприятия и в то же время от рано прочитанных редких тогда текстов, возможно бытовавших в рукописных копиях. Отсюда «Протоарийский цикл», намек на знакомство с трудами Кьеркегора – «Это я доносчик Богу // на себя и людей»; античные мотивы. И себя самого и своего недостижимого читателя он с горечью называет «предателем жизни». Он жил в какой-то мере в доме, еще в детстве для него «нарисованном» отцом, дорисовывая «трубу и дым», жил, возможно, среди тех, кто, по его поэтическому восприятию «не успел стать людьми». Собеседник Гераклита и Полифема, он жил рядом с пробегающей мимо смертью, неосторожно заглядывая «по ту сторону жизни». Очень самостоятельный и странный голос из 70-х годов прошлого века. Прислушайтесь внимательно к нему, как бы он не прерывался. И некое кредо уже в первом его стихотворении здесь: «не о себе я /хотел сказать».

Вячеслав Куприянов

* * *

Быстро я пролетел этот мир.
Кто-то крикнул о помощи…
…не о себе,
не о себе я
хотел сказать…

* * *

Перед подбежавшей к кому-то
смертью
испуганно зашептал
человеческие слова оправдания
случайный
прохожий.
В промежутках между ударами
грома
снова слышен шум дождя.
…все ждет тебя солнце,
обнимающее лень
человека и животного.
Тебя – предателя жизни.

* * *

Утром по блестящему пути к солнцу
движутся муравьи.
Каждый что-нибудь несет.
Кто – что.
некоторые своих погибших товарищей.