Герман Власов:
Да, наверно, так и отношусь – как к смешению разных составляющих… Хорошо, если есть коллеги, есть взаимодополнение, взаиморазвитие… Друзей всегда немного – тут и появляется – увлекательный креатив и отношение. Наверно, в целом стоит относиться к литературному процессу как к большой игре – оглядываясь назад, видишь, что многие начинания были именно элементами игры, через которую можно было вслепую нащупать реальность… Хорошо, если через игру становишься самодостаточным, понимаешь свое место…Дмитрий Мельников:
Трудно сказать. Это в первую очередь борьба самолюбий, на мой взгляд. В целом к литературному процессу я отношусь положительно. Но в нем не участвую по причине своей неискоренимой застенчивости.А. К.:
Говорить самому о себе нескромно. Могу заметить только, что литературных кураторов с таким стажем (с 2001-го года только в Москве) и количеством придуманных, раскрученных, поддержанных проектов – немного. О себе же, как о поэте, говорить тем более странно. Живу, пишу. Периодически удивляюсь рецензиям, которые пишут на мои книги и публикации. Пока ни одного точного попадания.И. С.-Б.:
Место в современном литературном процессе? Незаметное. Что же касается важности или неважности анализа, то для меня важна чистота намерений. Мы все хотим славы, признания, но какой ценой?Я сто раз слышал: «NN – это мощный поэт. Сильное стихотворение!» Имелись в виду высказывания, ударом оглушающие воображение. Не хотелось бы прослыть эдаким «мощным». Кришнамурти углублённо исследовал расщепление психики, порождающее всю эту «мощь» и манифестации насилия. В центре моей поэтической практики – внимание.
Разумеется, говоря о ненасилии по Кришнамурти, я не предлагаю замереть в бездействии. Поэту как никому ведома радость преданности – и радость творчества.
Г. В.:
Думаю, интересно соединять традицию с модернизмом – здесь нас ожидает множество открытий; простые вещи – «таз, кувшин, вода» – способны и дальше преображаться. И вряд ли мое место по центру, в городских огнях: слэмы – это не мое; я, скорее, за кадром где-то, за городом, на даче…Д. М.:
В литературном процессе – нулевое. Нет, не важен.А. К.:
Время многое ставит на свои места. Потому что вокруг некоторых фигур уж слишком активно взбивают пену, а некоторые достойные фигуры вообще не показывают нос из своих ракушек. В текущем литпроцессе всегда есть недооценённые и переоценённые фигуры. Среди недооценённых ушедших могу назвать Леонида Губанова, Сергея Белозёрова, Ольгу Подъёмщикову, Валерия Прокошина. Переоценённых – более чем достаточно. Их позолота осыплется без моей помощи.И. С.-Б.:
Безусловно, такие фигуры есть. Совершенно недооценены русские поэты-силлабисты XVII–XVIII вв. и поэты русского классицизма XVIII в.Г. В.:
Увы, наше время изобилует информацией – люди просто не успевают ее переваривать, а потому и осмыслять. Вдобавок театр, кажется, окончательно и не без помощи культурных менеджеров вытесняет поэзию и литературу. Очень мало объективных экспертов, которые бы давали полную и беспристрастную картину литературного ландшафта. Да, есть разрекламированные фигуры – не буду их упоминать, а есть и недооцененные. Точнее, они известны узкому кругу. Назову ушедших: Рид Грачев, Михаил Поздняев, Валерий Прокошин. Наверно, недостаточно знают и изучают Александра Сопровского и Дениса Новикова. Вообще, это удивительно, но часто филологи не имеют представления о современной поэзии; она фрагментирована, разбита на «школы», «направления», часто просто «клубы по интересам». У поэзии нет трибуны на телевидении – такое впечатление, что нами управляют глобалисты, которым нужны рыночные потребители, а не умные ценители. И это общая картина, поэтому не удивлюсь, если время нас не оценит и просто – забудет.Д. М.:
Совершенно справедливо. Я не встречал такой фигуры. Ретроспективно все оценены по заслугам.