Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019

И всадники, и тот, кто подавал
тупым концом копья сегодня губку,
Не видели меж тёмных туч овал —
нырнувшую на дно голубку.

От копоти покрышек небеса

покрыты были горькой власяницей,
Такой, что небо превратилась в сад,
где не гнездиться птицам.

Но выше, чуть поодаль, в стороне

престольного стола, наверно, слева,
где речь была о хлебе и вине,
теперь скорбела Дева

о том, что разделенье велико,

что нить вольфрама вспыхнула меж братьев,
и все же распростерла свой платок
и стала помогать им.

3

Земные и недолгие цари,
купцы, чиновники, менялы,
из глины созданы их алтари,
из сна их зазывалы.

Учителя рассеянья и зла

(поскольку уменьшает разделение) —
движение без крыльев и весла,
со ртом зашитым пенье.

Все верлибристы рукотворных роз

и вратари привязанности мнимой,
кто мимо детских или женских слез
всегда проходят мимо —

за копотью не видят высоты,

а красоты за едким потом, —
и оттого не смогут как цветы
язык вместить полёта,

который есть первейший из начал

(безоблачней он, голубей Веданты),
привязаны к обидным мелочам,
их тени – персонажи Данте.

«Милая, мне ясно…»

Милая, мне ясно,
как летает стриж,
как смеётся ястреб
и робеет мышь.

Как березы плачут,

всю рассыпав медь.
Принялось на даче
лето бронзоветь.

Ждет туман в осоке,

поздно расцвело
и птенцы сороки
встали на крыло.

Сосны гладит ветер,

бьет в тугую жесть.
Хорошо, что дети
и лисички есть.

Знаю я, где косят

зайцы трын-траву.
Ты приедешь в восемь
посмотреть луну.

Вся рыба у Давида

Как въедешь в Завидово:
терпуг, форель, лещ, муксун.
Вся рыба у Давида.
Давид – широкоскул.
Будет мост, колокольня.
Солнце, больно глазам.
Глазам, повторяю, больно.
Давид – казах,
чеченец? Не видывал
у палатки его,
но все рыбы – давидовы,
все они у него.
А кто сам он – не колется.
у Давида рыбий ковчег.
Узнаем, остановимся.
Рыбак он? Человек?

«Москва до запахов подмышек…»