Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2018

Можно сказать: ты стоишь у окна
всё нарастающей осени, если
так остывают у птиц имена,
что у вещей они даже исчезли,

что начертанье кривых тополей
ветер согнул до такого курсива,
что издевательство это, скорей,
не безобразно, а даже красиво.

Сызмала надрессированный тьмой
действовать взглядом особого
блеска,
я наблюдаю тебя молодой,
то есть не в фокусе, то есть не резко,

то есть вовсю вечереет, пока
густо клубится роскошная старость.
Я бы сказал, что плывут облака,
только для этого слов не осталось.
Кто нас за локти разбудит с утра?

Кто поцелует и нежно состарит?
Ты некрасива, поскольку прекра —
сна ни в одном – ни в зелёном,
ни в карем.

«Кошка с длинными ресницами…»

Кошка с длинными ресницами.
Синий лунный свет.
Жизнь тем более случится,
если нас здесь нет.

Заскрипит в замёрзшей луже
прошлая трава,
и никто не обнаружит,
как шумит сова.

Кошка умывает лапками
узкое лицо,
и блестит в углу под лавкой
женское кольцо.

У запруды стонет в воду
сом своих усов,
он подводную погоду
предсказать готов.

Чересчур одновременно
замолчало всё.
Лишь колодец постепенно
пьёт своё питьё.

Звёзд пшеничные предметы
кое-как видны,
потому что скорость света
медленнее тьмы.

Не туман, а подходящий
для тумана дым,
даже слишком настоящий,
чтобы стать седым.

И кусты стоят по пояс
в ледяной росе,
и вдали грохочет поезд,
где мы едем все.

Вдовцы

У мёртвых жён в карманах – только снег,
и тот – из мелкорезаной бумаги.
Их взгляд, ещё шуршащий возле век,
уже лишён бинокулярной влаги.

Они теперь своим мужьям враги,
хотя любимы этими мужьями.
Им никогда не встать не с той ноги
в своей насквозь не оркестровой яме.

Зато им – петь пластами рыжих глин
и супесью смеяться до упада,
и, раскатав картонки тонких спин,
на них скользить по чернозёму ада,

где, сквозь себя просеивая грунт,
навстречу к ним, движенья обнуляя,
их дети нерождённые плывут
своим неимоверным баттерфляем.

Плывут на запоздалую войну
рождения, где воды, пусть немного,
но отойдут грунтовыми во тьму,
ведь схватка мёртвых – это схватки бога.

Что под землёю – тоже небеса,
не столько очевидно, сколько важно.
Там женщина уж если не оса,
то птица в оперении бумажном.

И мы верны, то днём, то по ночам,
то воя в ванной после мастурбаций,
подземным ласточкам и девочкам-грачам,
суглинистым синичкам… Если вкратце:

за то, что мы дышали без конца
(пока их не было) налево и направо,
они при встрече вырвут нам сердца
и улыбнутся, потому что правы.

«Вчера я подумал немного…»