Play (СИ)

-Ты что, Ковальская? – засмеялась Ира. – Это же «Сплин», новый альбом. Не слышала, что ли? Мы всё лето им заслушивались.

-Нет, я летом вообще музыку не слушаю. Не до того.

-Да? И чем же ты тогда занималась эти два месяца?

Ксюша улыбнулась, отправила в рот еще пару черешен и ответила:

-Разным.

«Скучала, - пронесся голос внутри, - скучала так, что даже наплевала на всё и приехала сюда на месяц раньше. Скучала так, как когда-то по Анастасии Павловне. Ты мне снилась, снилась часто, почти каждую ночь, и хоть я забывала эти сны сразу же после того, как просыпалась, только они помогли мне пережить это лето».

А Ира не отставала. Крутила на карандаше кассету, перематывая, и продолжала задавать вопросы:

-Чем «разным»?

-Ну… Гуляла.

«Ездила на велосипеде на другой конец города, часами караулила у дома, в надежде, что она появится, но думала не о ней, совсем не о ней. Как будто по инерции продолжала делать то, что делала и прошлым летом, и позапрошлым, и пятью годами раньше, но уже начинала понимать: что-то изменилось. И этого «что-то» уже, наверное, не вернешь»

-А еще?

-Читала.

«Писала. Стихи, песни, рассказы. Писала, сминала листки и выбрасывала на помойку, понимая, что всё это не то, что всё, что могло быть написано, уже давно написано, а плодить повторы и подражания мне абсолютно ни к чему».

-Гуляла и читала, - подытожила Ира. - Ковальская, хочу официально заявить, что у тебя было ОЧЕНЬ насыщенное лето.

«Да, именно таким оно и было: каждую неделю приезжали родственники, папа загружал в машину палатку, и мы ехали на рыбалку. Конечно, никакую рыбу никто не ловил, но зато были шашлыки, были потрясающе красивые закаты, молочно-теплая Кубань и ощущение стремительной нежности. Нежности к тебе.»

-А у тебя? – усмехнувшись, спросила Ксюша. – Наверняка еще более насыщенное, а?

«Скажи, что ты скучала обо мне. Скажи, что так же, как и я, просыпалась ночью от ветерка, случайно залетевшего через открытое окно, и не могла заснуть, потому что никак было не справиться с сердцем, что растекалось кровью по венам, мешало дышать, колотилось, требовало, умоляло».

-Ты даже не представляешь. Я ездила в Крым, купалась в море, целовалась с загорелыми мальчиками и целыми днями ела смородину.

«Какая же ты врушка. Не было никаких мальчиков, правда? А если и были – какое мне дело? Ведь этим летом я точно решила, то ничего у нас с тобой не будет. Я должна встречаться с юношами, и ты должна делать то же самое. Мы будем дружить, делиться друг с другом победами и поражениями, и ничего более. Тот поцелуй, те ласки никогда не должны повториться. Никогда».

-Почему именно смородину? – удивилась Ксюша. Она доела черешню и теперь с сожалением рассматривала пустую миску. От этого сожаления у неё даже губы надулись и на глазах слезы выступили.

-Не знаю, наверное, организму хотелось чего-нибудь кисло-сладкого… - Ира закончила перематывать кассету, вставила её в магнитофон, нажала на кнопку, и только потом повернулась к Ксюше. – Эй, Ковальская, ты что, плачешь?

А Ксюша действительно плакала. Она уже отбросила прочь пустую миску, закрыла лицо подушкой, но вздрагивающие плечи всё равно выдавали истинное положение дел. Ира ухватила со стола полотенце, села рядом с Ксюшей на кровать, неловко обняла её за плечи и отобрала подушку. Заплаканное, красное лицо, уткнулось прямо в шею, и слезы полились на парадный топик.

-Ты что? – тихонько и жалостливо спросила Ира, гладя Ксюшины плечи и спину. – Чего расстроилась? Из-за того, что я на море была, а ты всё лето гуляла и читала? Так это легко поправить – следующим летом ты поедешь на море, а я буду гулять и читать. До посинения. Хочешь?

Ира еще что-то говорила, успокаивала, утешала, а Ксюша мотала головой сквозь слезы, прижималась к горячему телу и, всхлипывая, пыталась улыбнуться. Она думала, что распрощалась с Ирой еще летом. Но оказалось, что это вовсе не так.

FORWARD

У Ирины Лемешевой всегда было много друзей. Она терпеть не могла находиться в одиночестве, не любила тет-а-теты и просто обожала многочисленные компании. Но этим летом всё изменилось. Ира была счастлива, что вернулась раньше, рада, что в общежитии почти никого нет – она начала получать удовольствие от одиночества.

Хотя, признаваясь самой себе, она понимала, что если бы не было Ксюхи, то она взвыла бы уже на второй день, а на третий собрала вещи и вернулась домой к родителям.

Впервые за всё время знакомства им было по-настоящему весело вместе. Ксюша больше не плакала, и даже не грустила – напротив, была весела и активна. Грела кипятильником воду в ведре, поджимала от холода пальцы на ледяном полу умывалки, окатывала Иру из ковшика почти кипятком и хохотала, глядя, как та отфыркивается и смахивает капли с волос.

Она была похожа на русалку – с длинными темными волосами, ручьями стекающими по плечам, с красивым изгибом талии, с ямочками чуть выше ягодиц.

-Эй, Лемешева, - смеялась она, зачерпывая еще ковшик, - не пускай слюни, всё равно не получишь!