Play (СИ)

Она вздрогнула от этой мысли. Вспомнилось, как много лет назад, в этих же горах, она практически тащила Анастасию Павловну на себе, и обнимала ее за талию. Тогда, кажется, она впервые всерьез задумалась: а нет ли в этой любви чего-то физического? Тогда – точно не было. А теперь?

Она скосила взгляд. От отблесков костра лицо Анастасии Павловны казалось очень теплым и нежным. Губы слегка шевелились – наверное, снилось что-то. И кончик носа иногда забавно подергивался.

-Нет, - одернула себя Ксюха, - ничего физического. Нет.

Но она не могла признать, что обнимать Анастасию Павловну было очень приятно. Не возбуждающе, нет, ничего такого – но от ощущения ее макушки под щекой было очень тепло и спокойно. Как будто так и должно было быть. Как будто это ощущение – самое естественное в мире.

Светало. Уже стало хорошо видно деревья, и разбросанные вокруг коробки и мешки с продуктами. И костер как-то померк и стал тусклым-тусклым. Ксюха поежилась от холода – все-таки утро в горах – не самое теплое время суток. И почувствовала, как губы Анастасии Павловны случайно, во сне, касаются ее шеи.

Это было мимолетное, едва заметное прикосновение, но оно обожгло будто огнем. И это было уже не про тепло, не про нежность. Ксюха испугалась того, что почувствовала.

-Перестань, - подумала она, - что такого? Ты лесбиянка, так? С этим мы уже определились. Неудивительно, что ты можешь и к ней чувствовать что-то… физическое.

Это было правильно, и верно, и наверное было правдой, но что-то внутри вовсю протестовало против такой правды. Это было грязно. По-прежнему грязно. Несмотря на вереницу женщин, прошедших через Ксюхину постель, несмотря на Ирку, несмотря на Леку. Это все равно было грязно.

FORWARD

Их нашли, когда солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы высушить утреннюю росу. Первым с дороги спустился водитель – он выглядел жутко уставшим, но тем не менее быстро проверил, как себя чувствуют женщины, и тут же кинулся осматривать кабину грузовика.

Все вместе они соорудили носилки из шестов и палатки, уложили на них Анастасию Павловну, и, соблюдая предосторожность, вытащили ее на дорогу.

Дальше дело пошло веселей – они пошли по направлению к лагерю, рассудив, что до Краснодара еще дольше. Несли по очереди: двое несут, двое отдыхают, и потому двигались достаточно быстро.

Ксюха, которую общим решением отстранили от попыток понести тоже, шла рядом с изголовьем, и держала Анастасию Павловну за руку. Это было немного театрально, и немного глупо, но Анастасия Павловна сама взяла ее за руку, и категорически отказывалась отпускать.

Так они и дошли вечером до лагеря – четверо уставших, потных мужчин, едва передвигающая ноги Ксюха, и лежащая в носилках, держащая ее за руку, Анастасия Павловна.

В лагере ее немедленно унесли в медпункт. Ксюха не протестовала: она мягко вытянула руку из захвата, и, пошатываясь, побрела к себе в домик. Все, чего ей хотелось – это лечь, заснуть и не просыпаться как минимум лет двести. Но не вышло: у домика ее перехватила встревоженная Лена. Кинулась на шею, обняла, и задышала горячо куда-то в шею.

Ксюха стояла как каменная, пока Лена обнимала ее, и опасалась, что еще секунда – и она рухнет прямо здесь, на землю, и никакие силы не заставят ее подняться.

-Идем, - Лена потянула ее за руку и повела, - мужики уступили тебе право первой помыться. Смоем с тебя всю усталость, и ляжешь спать. Идем.

Пришлось подчиниться. Она не помнила, как дошла до бани, как стягивала с себя пропитанную потом и пылью одежду, как ложилась на полку. Она и Лену-то не помнила: понимала, что та тоже разделась, что это ее руки намыливают Ксюхино тело, и поливают его из ковшика. Все понимала, но ничего не видела.

В домик Лена практически ее тащила – с трудом перебрались через порог, и вот, наконец, кровать – прохладная, чистая, с белой простыней и белым же пододеяльником. Она упала, как подкошенная, из последних сил притянула Лену к себе, и заснула в ее руках – ни о чем не думая, и ничего не чувствуя.

Проснулась Ксюша от нежных прикосновений губ. Губы касались то ее щеки, то подбородка, то кончика носа. Не хотелось даже открывать глаза – только бы это волшебство продолжалось, только бы не заканчивалось.

Не открывая глаз, она протянула руку и обняла Лену за талию. Пальцы сами собой скользнули под ткань футболки, нащупывая обнаженную горячую кожу. Она почувствовала, как Лена ложится на нее сверху, накрывая своим телом, и губы ее трогают сначала висок, а потом спускаются к уху.

-Ксюшка проснулась? – Прошептала она, прикусив на мгновение губами мочку уха. – Или не совсем еще?

Ксюша только промычала в ответ что-то неразборчивое. Она теперь вполне могла гладить все Ленино тело – от плеч до едва прикрытых краем футболки ягодиц. Гладить бока, спину, бедра – проводя ладонями снизу вверх, задирая футболку, и гладить снова.

-Кажется, тебе тоже начинает нравиться меня трогать, - Ксюша почти увидела, как улыбается Лена, шепча эти слова ей на ухо. – Правда?