Плеяды – созвездие надежды

Абулхаир очнулся от радостных мыслей и увидел, что слуга Болата стоит рядом. «Что до сих пор делает здесь лизоблюд Болата? Что он говорит, кричит ему прямо в ухо! Что он такое несет? «Хан умирает!» Какой хан? Тауке давно умер! «Стрела попала!..» В кого попала стрела? Победили-то мы? А куда же подевались джунгары? Ага, спасаются бегством! Ничего, ничего, догоним!»

— Чего тебе? — резко, через плечо бросил Абулхаир слуге.

— Алдияр, хана Болата ранило стрелой!

Абулхаир все еще улыбался, был не в состоянии осмыслить новость. Что сказал этот человек?

Абулхаир огляделся: он в одиночестве стоял на маленьком холмике. Рядом — груды мертвых тел, красная от крови земля. Никто не догонял, не добивал удиравших джунгар.

Он яростно огрел коня и поскакал за джунгарами. К Абулхаиру присоединились Букенбай и Есет — только они двое. Остальные не сдвинулись с места. Почему? Почему?

Они скакали долго. Наконец с Абулхаиром поравнялся Букенбай.

— Алдияр, в тылу у нас небольшое войско. Впереди джунгарский улус. Как бы не случилось чего-нибудь худого... Вернемся! Болат-хан ранен, говорят — смертельно. С ним остались все, нам тоже нужно вернуться.

«...О-о-о-о! Упустили, не захватили вражеское знамя! Всех следовало уничтожить, всех... Победа наша оказалась неполной!» — подосадовал Абулхаир.

Когда они возвратились, Абулмамбет уже увез Болата в Туркестан. Наскоро распрощавшись, Барак и Кучук помчались в свои улусы.

Оставшиеся с Абулхаиром воины Младшего жуза с грутью всматривались, запоминали недавнее поле брани, потом тронули коней.

— Так и стоит в ушах вой этих джунгар! — выпалил Батыр.

Страшная была битва... Все казахи, наверное, слышали вражеские вопли и стоны. Теперь народ прозовет это место «полем воплей и плача» — Аныракай, — тихо сказал Букенбай.

***

Абулхаир никак не мог забыть это сражение, отрешиться от него — ходил рассеянный, будто потерял сам себя... Равнина, мертвые тела, рыдающие, стонущие, бегущие без оглядки джунгары...

Эти воспоминания не наполняли его радостью, не утешали в великой его печали.

Абулхаир знал: ныне, едва лишь встретятся два казаха сразу же заговорят об Аныракае.

Разговоры эти не трогали его, будто и не касались его, будто его вовсе не было там, в долине Аныракай.

Временами ему казалось, что сражения и победы не было вообще. Может, совет на Ордабасы — тоже плод его воображения. И это мучило его более, чем сплетни, толки и досужие вымыслы людей. Если бы в действительности было, происходило то грандиозное сражение, то и последствия его были бы не столь запутанными, смазанными. Если бы и вправду было такое важное, решающее собрание, как совет на Ордабасы, то не остались бы его решения забытыми и незавершенными.

Мысли об этом не покидали Абулхаира, посещали его как непрошеные гости по сорок раз на дню. Он не находил ответа на эти вопросы: «Было или не было?.. Неужто же все это мои пустые, глупые фантазии? Или сон?.. Нет, правда! Правда! И сражение, и совет были всего три-четыре месяца назад, как я могу сомневаться? Стоит только спросить у друзей, чтобы убедиться... А еще лучше — у врагов, которые пускают в ход клевету, оговор — любое оружие, только бы уничтожить, унизить меня в глаза людей!.. Абулмамбет ни одного бия не пропускает, даже самого захудалого, и нашептывает, нашептывает: «Абулхаиру было наплевать, когда умирал властелин золотого трона, сын Тауке! Он чуть не лопнул от злости из-за того, что спаслась какая-то горсточка джунгар!..»

Барак ездит из одного аула в другой и трезвонит: «Абулхаир хочет, как всегда, присвоить победу себе. Если бы не находчивость Абулмансура в решающий момент, сражение могло бы кончиться, ох-хо-хо, печально, да, да, прямо-таки позорно!» И другие султаны каждый день собирают в своем шатре батыров и держат с ними совет. О чем? Не о том же, в самом деле, взять себе еще одну жену или нет? О чем-то куда более серьезном... Скорее всего о том, как еще крепче, еще сильнее рассчитаться с джунгарами. Но почему они держат совет без него, главного сардара?

«Что бы мои недоброжелатели ни говорили, на Аныракае мы победили только благодаря моему замыслу и моей воле. И мы добились бы еще большей славы, если бы не мои соперники! Зависть их гложет, зависть и боязнь, что слава и власть моя поднимутся слишком высоко. Однако остальные казахи... Неужели спустя всего несколько месяцев они предали забвению победу, которой ждали так долго — и все же дождались?! Непостижимо! Невозможно!.. Ох, возможно, еще как возможно! Что я, только сегодня узнал собратьев своих?.. Не добились бы победы на Аныракае, весь позор и вину взвалили бы на меня. Разнеслась бы молва, словно пожар: «Если Абулхаир сделал бы не так да не эдак, то тогда мы были бы на щите!»