Плеяды – созвездие надежды

— Они, наверное, где-то там, — опять неопределенно махнул рукой Нияз. — Барханы Кызылкумов нынче в чужих руках. Младший жуз зимует в Каракумах и здесь, в Малых Барсуках. Однако маловато радости в этой округе, маловато: с одной стороны — туркмены, с другой — калмыки.

— Стало быть, вы заедете и в аул Сырлыбая?

Можно и заехать, отчего не заехать, коли появится дело.

— Не узнаете, что с нашим Таймасом?

— Коли надо, почему бы не узнать?

— Сколько людей у Сырлыбая, тех, которые представляют для вас реальную угрозу? Что бий намерен делать? Любопытно было бы узнать, да вот только как? Трудная, очень трудная задача.

— А почему?.. И это тоже можно...

— Да, да, вам это по силам, уважаемый султан! Именно так! Счастливого пути!

Нескладный, длинный Нияз лениво направился к выходу. Тевкелев остановил его у самого порога:

— Султан, я, кажется, ничего еще не набрасывал вам на плечи. Погодите-ка. — Тевкелев протянул Ниязу кусок синего сукна. — Сшейте из него чапан, отменный получится чапан... А будем живы — главный подарок еще впереди! После трудов и дорог ваших неутомимых. Вы много ездите, видите много разных людей. Как они, любопытно мне, относятся к России, к царице нашей?

— Ну, что вы, господин посол! Я и без этого, без подношений всяких желаю, чтобы наш путь был усеян цветами! Если дело Абулхаира увенчается успехом, то и мне будет хорошо! — По улыбающемуся лицу султана побежали морщинки. — Слыхивал не раз, что русское сукно и крепко, и не выцветает, не то что бухарские тряпки: оденешь сегодня новенькую ткань, сияет, как девичья шейка, а назавтра выцветает, как бабий подол.

— Счастливого пути, султан!

— Ну, будь здоров, мурза!

«Кстати, хорошо получилось!» — улыбался Тевкелев, записывая в журнал расходов: «Султану Ниязу пожаловано сукно на 12 рублей 05 копеек...»

На другой день Абулхаир, Букенбай, Есет и Кудайназар долго совещались с послом, как лучше вызволить Таймаса. Решили действовать спокойно, без шума и угроз. Отправить к похитителям решили Кудайназара.

Однако это совещание не успокоило Тевкелева. Он понял: казахи, которые приняли подданство, настроены чересчур мирно, не склонны к активным действиям. Те же, кто разбой и насилие возводят в правило, не сидят сложа руки. Наверное, так уж суждено народу — вести неравные битвы, погибать... и тратить силы и время на пустые споры о своей свободе и независимости, сдабривая их ссылками на заветы предков... Если кто-нибудь не набросит на них жесткую петлю — сами казахи вряд ли покорятся! Будут мотаться, скитаться по своим пескам, что стадо без хозяина. Окажутся на острие копья и все равно гордость и строптивость свою будут выказывать! Не миновать им чьего-нибудь волосяного аркана. Захлестнет им шею...

Тевкелева поражала слепота казахов, непонимание или нежелание понять, что все эти церемонии императрицы с ними — до поры до времени. Что им дается шанс стать российскими подданными добровольно. Держава Российская зарится на индийское золото, и это многое определяет в ее политике. Если казахи станут препятствием на пути к осуществлению ее планов, царица не станет умолять их присягнуть ей в верности. Россия заговорит на языке пушек. «Может, я сделал ошибку, во всем уступая им? — укорял себя Тевкелев. — Не умеют они ценить поклонов. Почему колеблется Абулхаир? Не нападет на того же Сырлыбая? Если завтра, не приведи господи, что-нибудь случится с Таймасом, русское посольство должно будет разорвать всякие отношения с казахами! А казахи?... Они могут в ответ на это потребовать, чтобы все наше посольство было уничтожено! И Абулхаир-хан будет вынужден подчиниться вышедшим из повиновения биям!»

Тевкелев жил в крайнем напряжении. Ему всюду чудилась опасность, он не находил себе места, метался как затравленный зверь. Но только наедине с собой. На людях он держался спокойно, проявляя завидную выдержку. Давалась она ему нелегко, очень нелегко...

Появился наконец султан Нияз. Он улыбался во весь рот.

— Как идут дела ваши, как здоровье? — спросил он.

— Какие у меня дела? Вам, думаю, виднее было в вашей поездке, какие у нас дела? — лукаво прищурился посол.

— С тех пор как я покинул аул, у меня минуты свободной не было, ох-хо-хо-хо! Давненько не баловался я табачком, — начал вздыхать и охать Нияз, словно это и была самая важная новость. Он насыпал табак на ладонь, мелко раскрошил его, сунул в рот. Зажмурился от удовольствия. — Нынче, куда ни глянь, под каждым кустом стоит аул. Все Малые Барсуки заполонили аулы! Восемь лет назад, когда нас истребляли джунгары, мы не видели не то что овец, тени их не видели даже! А сейчас в каждой ложбине — тучные отары. Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы — ну прямо тьма-тьмущая овец... Нынешняя зима будет в год Коровы, так кажется? Корова - она ведь скотина добрая, спокойная, стало быть, у нас в степи овец еще прибавится. Ох, славно, ах, хорошо!..

Тевкелев проклинал разговорчивого султана: «Да пропади ты пропадом со своими овцами! Кто тебя о них спрашивал...»

Нияз резко переменил тему разговора, будто подслушал мысли Тевкелева.