Плейбой

— Тогда сделай одолжение: перешагни через свою гордость и свои страхи быть опозоренной и воздай уже этому говнюку по заслугам! Дай другим девочкам с похожими судьбами веру в себя и уверенность в том, что зло наказуемо! Что нельзя бояться и прятаться по углам, давая позволение этим уродам и дальше делать всё, что им захочется!

Вау.

Просто вау.

— А что мне делать с доверием? — спрашиваю с надеждой.

Сегодня я получила столько ответов, что надеялась получить и ещё один — самый важный.

— А что с ним?

— Как заново научиться доверять людям, зная, что они могут в любую минуту соврать в глаза?

— Не путай доверие с верой, — усмехается женщина. — Ты, не задумываясь, падаешь, потому что знаешь, что тебя поймают — это доверие; а то, о чём говоришь ты, называется вера — это две разные вещи. Никто не просит тебя слепо верить всему, что говорят другие — так поступают только набитые дураки и наивные девочки, а ты ни та, ни другая. Научись распознавать изменения в тембре голоса и жестах, и ты научишься распознавать саму ложь. Человеческая душа — очень хрупкий и тонкий инструмент; она чувствительна к любой, самой малейшей лжи или утайке. Научись пользоваться этим инструментом, и сможешь избежать любого обмана, а с ним и проблем.

От переизбытка эмоций на глаза наворачиваются слёзы, а кисть правой руки сводит судорогой, но это тоже отрезвляющая боль. Не думаю, что после всего, что я сегодня услышала, я буду воспринимать боль как-то иначе, кроме как сигнал к действию.

— Вы пойдёте со мной? — спрашиваю, не подумав, а после даю себе мысленную затрещину: не хватало ещё, чтобы во мне увидели легкомысленную дурочку.

Но Анна Андреевна меня удивляет.

— Я уж думала, ты не попросишь, — улыбается в ответ.

Что-то есть в ней, непонятное для меня; что-то, что против воли цепляет за самое сердце и велит довериться.

— Думаю, теперь мне и правда пора идти, — говорю спокойно и уверенно — так, как не говорила уже давно.

Женщина открывает рот, чтобы ответить, но её перебивает внезапно раздавшийся звонок домофона.

— Мой внук тебя проводит.

Не скажу, что после этих слов мне стало не по себе, но приятного всё равно было мало.

— Да мне недалеко, пятиэтажный дом по соседству! — возражаю.

— В этом жутком тёмном дворе?! Бог мой, да ни за что на свете ты не пойдёшь туда одна! Я учу тебя быть стойкой, а не глупой!

Анна Андреевна направляется в коридор встречать внука и заодно лишает меня возможности отказаться. Примерно пять минут требуется её внуку, чтобы преодолеть шесть лестничных пролётов и влететь в квартиру, словно океанический тайфун. Я слышу, как Анна Андреевна журит внука за то, что тот вчера не появился у неё, и предупреждает, что сегодня у неё гости, поэтому просит «сдерживать свой грязный язык при девочках».

Мне становится не по себе уже тогда, когда слышу голос её внука — приглушённый стенами, но всё равно неуловимо знакомый.

А когда они оба входят в кухню, и я вижу его лицо, моё собственное вытягивается от удивления.

Не бывает таких совпадений.

— Ты! — восклицает вошедший Лис, с удивлением переводя взгляд с меня на свою… бабушку.

Вот это конец дня.

Обалдеть можно.

У Лёши с речью явно нет никаких проблем — в отличие от меня; пока я пытаюсь отойти от шока, парень приходит в себя и прячет руки в карманах джинсов.

— Да, а вот это уже интересно, — слышу голос Анны Андреевны, которая с хитрым прищуром — теперь понятно, в кого он у Лёшки — переводит взгляд с меня на внука. — Знать, сама судьба привела меня сегодня в тот проклятущий парк, не иначе.

— Ой, ба, давай без этой твоей романтической хрени, — морщится парень. — Я ещё от вчерашнего разговора не отошёл.

Мои брови взлетают вверх: передо мной стоял типичный циник.

— Можно я уже пойду? — неуверенно вклиниваюсь в их «разговор».

Вот в присутствии внука Анны Андреевны мне уже не так комфортно, как было минуту назад — быть может, потому, что уж слишком много самоуверенности исходило от него. Анна Андреевна была строгой, но при этом достаточно открытой, а Лёша производил впечатление легкомысленного человека с перекати-полем в голове вместо мозгов.

В общем, по ощущениям он был скорее братом Сталевского, чем внуком Анны Андреевны.

— Кажется, мы уже говорили на эту тему, — отрезает женщина. — Уверена, мой внук не откажется проводить тебя домой, потому что в противном случае у него будут крупных неприятности.

— Ты же видишь, она не хочет идти со мной, — упирается парень, а мой уровень ощущения комфорта падает до критической отметки.

Не хватало ещё, чтобы они из-за меня поругались.

— Конечно, она не хочет! — кипятится Анна Андреевна. — Да и кто бы захотел идти куда-то с таким напыщенным засранцем?! Будь так добр, убери со своего лица эту дурацкую ухмылку и не веди себя так, будто тебя пучит! Ты же мой внук, должны же у тебя быть хоть какие-то манеры, ради всего святого!

Прикусываю губы чуть ли не до крови, потому что желание рассеяться над ситуацией чрезмерно велико, хотя здесь нет ничего смешного.

Наверно, нервы сдают от событий сегодняшнего дня.