Ещё в процессе чтения я почувствовал, как вдоль позвоночника поползли ледяные мурашки, потому что сбывался мой самый худший кошмар. У меня не было весомой причины отказать ей в таком пустяке, но я потеряю её сразу же, как только всё раскроется. Когда погиб мой брат, мне было хреново, но я смог это пережить, потому что он не хотел бы видеть меня размякшей девочкой, да и его это не вернуло бы назад; когда брат моего лучшего друга подсадил меня на наркоту, мне было паршиво, но мне было на кого выплёскивать свой гнев, и я смог справиться с этим.
А если я потеряю Кристину, мне будет откровенно херово, и я вряд ли смогу оклематься, потому что она стала смыслом моей жизни. Моё прошлое уже покрыто зарубцевавшимися шрамами, и я не хочу, чтобы будущее стало его близнецом.
Зажмуриваюсь, что есть сил — до белых пятен и зайчиков перед глазами — и понимаю, что сам загнал себя в угол этими играми, и если я всё же потеряю Чехову — это будет исключительно моя вина. Но я не могу больше ей лгать — это нечестно по отношению к девушке.
Перед моими внутренними переживаниями даже болезнь отступает на второй план; с одной стороны, я буду рад, если за ночь сдохну — так я хотя бы не потеряю любовь всей своей жизни — но это самый трусливый способ избежать расставания. А с другой стороны, уже самому тошно от всего этого вранья, которое висит надо мной, словно наковальня, и хочется скорее избавиться от этой тяжести. Завтра моё будущее будет определено окончательно: либо моя жизнь обретёт смысл, потому что вопреки логике Кристина останется со мной, либо у меня появится цель — завоевать обратно ту, которую я сам же и оттолкнул.
Как сказал один великий актёр — если человек дурак, то это надолго.
Вся ночь для меня была похожа на квест «Договорись с собственной совестью и страхом или страдай» и я безнадёжно проигрывал; нереально бороться с тем, что чувствуешь вполне обоснованно и заслуженно. Я не привык чувствовать себя не в своей тарелке — это злило, пугало и раздражало одновременно. Я периодически просыпался, через раз мучаясь кошмарами, и по итогу встал в обед с ощущением, что вообще не спал.
В парк ехал как на эшафот; общее состояние всё ещё оставляло желать лучшего, а мысль, что я, возможно, последний раз увижу Карамельку так близко, вообще убивала. И всё же я, как идиот, до последнего надеялся, что она найдёт в себе силы не злиться на меня.
Её фигурку я заметил ещё на подходе к фонтану, и уже по тому, как она дёргала «собачку» на молнии, мог догадаться, насколько она нервничает перед встречей со Странником. При этом на её лице сияла предвкушающая улыбка, и я с горечью представлял, как сейчас сотру её с лица девушки.
— Привет, Карамелька, — без единой весёлой нотки здороваюсь.
Кристина вздрагивает и оборачивается.
— Л-Лёша? — от неожиданности заикается и испуганно оглядывается — видимо, не хочет, чтобы я и Ник встретились. — Что ты здесь делаешь?
Делаю глубокий вдох, который отзывается болью во всём теле.
— А ты ещё не догадалась?
Девушка непонимающе хмурится.
— Не догадалась о чём?
Запускаю ладонь в чёлку и виновато улыбаюсь — кажется, даже щёки начинают пылать, как у девственницы на первом свидании.
— Быть может, если бы я пришёл без футболки, ты скорее бы поняла, в чём дело…
Кристина по-прежнему хмурится, окидывает меня взглядом, и её глаза шокированно округляются; я буквально вижу, как на дне её глаз расцветает разочарование, обида и боль, которые формируются в слёзы.