Плейлист смерти

Образ Джейсона Йодера – мачо из триады хамов, – привязанного обнаженным к телефонному столбу, – это очень странный образ. Возможно, таков был худший из его ночных кошмаров.

– Рейчел, нечего сплетничать о подобных вещах, – сказала мама. – Бедный мальчик.

– Бедный мальчик? – переспросил я, чувствуя, как во мне опять поднимается гнев. – Он совершенный подонок, обращавшийся с Хейденом как с дерьмом. Мне ни капли его не жаль.

– Сэм! – выдохнула мама. – Ты не обязан любить его, но не следует говорить так.

– А о чем жалеть-то? – спросила Рейчел. – Не ты же это сделал.

– Разумеется, нет. Я просто хочу сказать, что мне не жаль, что с ним случилось такое. Этот парень абсолютный засранец.

– Придержи язык, Сэм! – разозлилась мама. – Мы не относимся к семьям, желающим зла другим.

Может, ты и не желаешь, хотелось сказать мне, и я понимал, что Рейчел думает, как я.

8. «Diane young». Vampire Weekend

После ужина я поднялся наверх в мою комнату. Я знал, что не смогу быстро заснуть, и потому решил сыграть в «Битвы магов», невзирая на Верховного мага. Я помнил, как мы с Хейденом сыграли впервые. Тогда мы много говорили о персонажах, которых хотим сотворить. Я только что прочитал эту безумную книгу о видеоигре, которая должна быть совершенно как реальность, где автор все время рассуждал о том, почему люди создают персонажей и действуют так, как действуют, в мире игры. Некоторые герои книги воссоздавали в игре свою реальную жизнь – они работали на тех же работах, водили те же машины, тусовались с теми же людьми. Они словно проживали свои жизни дважды. Были и другие, пытавшиеся двигаться в противоположном направлении так далеко, как только могли: бухгалтеры становились кинозвездами, школьные учителя – преступниками и так далее. Это очаровывало меня.

Но Хейден находил это возмутительным.

– Оба варианта мимо кассы, – говорил он. – Трудно представить, что люди, которые так довольны своей жизнью, захотят остаться сами собой в онлайне – они счастливы в реальном мире, зачем им игра? И может ли такое быть, что фантазии людей не имеют никакого отношения к их всамделишной жизни? Я бы еще понял, если бы школьный учитель стал убивать в игре непослушных детей. – Он думал, что логичнее, если бы люди были примерно такими же, как в действительности, но не совсем. Те, кто имеют скучную работу, но любят караоке, становились бы рок-звездами; патрульные копы спасали бы мир. А сам он превращался в высокого, красивого, обладающего магическими способностями человека и боролся за добро в образе Верховного мага.

Меня больше интриговали темные аспекты игры. Мне нравилось быть плохим парнем в мире, где никто не знает, кто я, и где мои действия не имеют последствий. А идея добра и зла… Есть столько очевидно ужасных людей, которых все считают хорошими, так почему придерживаться стороны добра чем-то лучше, чем находиться на стороне зла?

– Если все будут думать как ты, в мире воцарится анархия, – злился Хейден.

– Не уверен, что для мира это будет худшим вариантом, – ответил я. – Ты сказал, что полагаешь, будто добро и зло абсолютны, но посмотри на политиков. Противоположные стороны считают себя хорошими парнями, а мне и те, и другие кажутся идиотами. И они совершенно непоследовательны: одна сторона говорит, что правительство плохое, но хочет контролировать каждый твой шаг, а другие талдычат, что правительство хорошее, но при этом ни на что не способно, и потому кажется плохим. При анархии же людям придется пытаться работать вместе, чтобы дело шло вперед.

– Безумие думать, что люди способны на что-либо без власти, – сказал Хейден. – Большинство людей отчаянно ждут указаний, что им делать.

– Да, некоторые ждут, но посмотри на нас – мы оба больше учимся дома, чем в школе, и более заинтересованы в вещах, что сами находим для себя.

– Это и делает нас отщепенцами, – заметил Хейден, но со смехом.

После его смерти я много думал о том разговоре. Мы не говорили, что преследуем разные цели, учась сами по себе, потому что я ждал дня, когда смогу покинуть Либертивилль и начать новую жизнь. Мама вечно твердила, что лучшие дни моей жизни впереди, что для тупиц из школы достаточно того, что они там получили, а подобные мне мальчики преуспевают в более интересных вещах.

– У тебя будет прекрасная жизнь, – говорила она, приглаживая мои волосы прохладной рукой, – и память о школе останется далеко позади.

Но Хейден учился сам по другой причине. Я не мог представить, как это обескураживает – быть таким умным, как он, – блестящим даже, – но при этом постоянно иметь проблемы с выражением своих мыслей. Он прекрасно общался со мной, но учителя в школе заставляли его нервничать, и он заикался и что-то невнятно бормотал, отвечая на их вопросы. Его письменные работы были немногим лучше. Все казалось в порядке, когда мы чатились, отчасти из-за автокорректа, но стоило Хейдену дойти до изложения на бумаге своих мыслей, ему начинала ужасно мешать дислексия. Мы мало говорили о его планах на будущее; как только я спрашивал об этом, он находил способ заткнуть мне рот.