Плейлист волонтера

Итак, утро, Шура слилась с картой и больше ни о чем думать не может, и тут начинают прибывать «КАМАЗы» с солдатами, полевыми кухнями, садится вертушка, приезжают в огромном количестве волонтеры – и весь этот бесконечный поток Шуре трудно организовать. Поэтому роту солдат я выстраиваю сам. Работа не из простых – хотя кажется, чего проще: поставить цепочку в 100 человек ровным фронтом с востока на запад. Но эта цепочка растянута на 500 метров, и в ней надо равномерно распределить офицеров и сержантов, чтобы те следили за строем, раздать рации и подробно проинструктировать, как сделать так, чтобы цепь не развалилась через минуту пути.

Приезжают «федеральные спасатели» из соседнего региона. Каждый из них обладает минимум тремя специальностями – типа альпинист, кинолог, дайвер. Их 6 или 7, и это отборные бойцы. Естественно, взглянув на Шуру, нашу коротышку, ползающую у карты, их старший начинает выпендриваться:

– Эта девочка – главная? Вы вообще гражданские, в зоне ЧС, вас тут и быть не должно. Мы должны возглавить штаб.

Я отвожу его в сторону:

– У вас сколько поисков было в этом году? А у нее – 50.

– Да какая разница… Какая-то девочка… А ты вообще кто?

– Какая разница, кто я. – И тоже перехожу на «ты»: – Хочешь руководить – доставай штабную карту. Или ты на поиск без карты приехал, профессионал?

Молчит. Я же знаю, что карты у него нет, потому что он из МЧС.

– Карту… и навигаторы давай, – добиваю.

Молчит. Надулся. Дядька из района, руководитель ГО и ЧС, подходит и говорит, кивая на меня:

– Он-то прав, смотри. Я руководитель ГО и ЧС по району. Я могу назначать руководителя поисковой операции. Вот она – Шура, знакомьтесь и работайте.

У Шуры ушло полчаса на то, чтобы спасатели влюбились в нее. Думаю, за эти полчаса они узнали о поисках с десяток новых фактов в духе: «А че, так можно было?» Дальше спасы безоговорочно будут работать там, где она скажет, отказываться возвращать навигаторы другим представителям отряда («отдадим только Шуре»), беречь место для нее в своей палатке и даже кормить ее, а приехавшие позже водолазы отработают в полтора раза больше положенной схемы – потому что «Шура просила».

Все эти суровые мужики быстро поняли, что имеют дело с нечеловечески выносливой и цепкой девочкой. Так часто бывало в отряде: скромные, неказистые, какие-то неподходящие на первый взгляд на роль лидера и руководителя люди быстро завоевывают уважение. Экстремальные ситуации (а поиски всегда таковы) вынуждают слушать умных и знающих – и Шура такова. Это сила и слабость наших людей – уметь подчиниться неформальным лидерам.

К полудню машина поиска работает. Мы ждем еще москвичей, с десяток которых Жора отправил самолетом. К вертушкам присоединяются какие-то дельтапланы, целых 3.

Шура справляется великолепно – сумела опросить отчима, повторно поговорила с матерью, собирает на совещания по несколько генералов МЧС и полиции, которые охотно прислушиваются и дают указания своим людям.

Расстраивают лишь бестолковые местные опера, которые только во второй половине второго дня дают опросить отчима. Этот узколобый парень настолько плох на банальном опросе, что я могу вслух кричать «убийца». У него ничего не сходится, всё сбивается в кучу, одна ложь прикрывает другую. Он не может оправдать ни расхождений во времени, ни своих же вчерашних показаний – как именно, почему именно, в какой именно момент ушел мальчик, в каком направлении…

А потом начинается форменный пиздец. На третий день в штаб приходит мать мальчика и просит оперов отдать книжки и вещи ребенка (менты брали их для следственных действий и кинологов). Говорит, что «книжки денег стоят». Следом заявляется отчим. На вопрос, чего он тут делает, отвечает, что принес конфетку и будет ждать мальчика, чтобы дать ему конфетку. При этом на сами поиски он как-то не рвется. Что это за поведение? А очень просто. Когда ты убил ребенка и у тебя психология улитки, ты таким образом думаешь, что скрываешь свой мотив, показываешь сопричастность делу, сочувствие (хотя ясно же, что НЕ УБЕЙ ты ребенка, ищи ты его по-настоящему, ты будешь в самом лесу круглосуточно – уж мы-то видели заинтересованных родителей, родных и приемных, на поисках), а заодно смотришь, куда ходят волонтеры, далеко ли от трупа; а мать ребенка, которая уже понимает, что его убили, но покрывает сожителя, теперь переключает внимание на домашнее хозяйство.