Племенной скот

– Мальчишке подарил. Пусть носит, – хмуро ответил Иван и снова погрузился в угрюмое молчание. Алена тоже призадумалась; на самом деле и она сделала подарок: тихонько положила на обеденный стол мешочек с едой, себе почти ничего не оставила. Это, конечно, крохи, но страшно было представить, как пасечник с женой будут кормить такую ораву детей.

– Чего задумался? – спросила Алена Ивана, просто чтобы не молчать.

– Да так. – Он помолчал, будто не знал, стоит ли говорить, но потом все-таки продолжил: – Куда же мы идем-то с тобою, Алена? А?

– Ирий-сад мы ищем. Или забыл? – Сердце у Алены ёкнуло – она сама не поняла, почему, ведь и вопрос был совсем простой.

– А один он, Ирий-сад-то твой, или нет?

Алена остановилась, перекрыв Ивану дорогу, и спросила, настороженно глядя ему прямо в глаза:

– О чем ты, Вань? Сам же говорил: не может их быть много.

Иван взял Алену за плечи и стиснул так, что ей стало больно. Но она стерпела.

– Вот говорили мы с тобой: Финист твой – навья, Василиса моя – навья. И что, мол, поэтому надо в Ирии-саду искать их, – продолжил Иван, впившись взглядом в ее глаза.

– Так, – Алена кивнула, чувствуя, как, неведомо почему, подбираются к глазам предательские слезы.

– Так змеи и те, без лиц, упыри с горбами на груди, – тоже навь. И каких там больше – в твоем саду? Каких?

Аленино горло свела мучительная судорога. Она еле нашла в себе силы, сглотнув, ответить:

– Ваня, а там, может, как у людей: там всякие есть. Ведь и у нас так: кто хороший человек, а кто – не приведи Господь. А что живут они там – так, видно, держит их кто. Вот и мой Финист не по доброй воле улетел, и Василису твою забрали – не сама же ушла. Дойдем мы туда, да увидим, что и как. А сил хватит – разорвем ту ниточку, что их держит. Ты даже не сомневайся, разорвем. Ведь не придем, так и будут они там маяться среди упырей да змеев…

Иван не дал договорить: сильным движением, обеими руками, он вдруг притянул Алену к себе, обнял, подержал так с минуту, почти лишив возможности дышать, и, отпустив, зашагал вдруг быстро по дороге, вперед, к мосту, за которым гнездились в большой подземной яме ужасные змеи. Алена поспешила за ним. Ноги все еще слушались плохо, она даже подумала сперва, что не догонит, но потом разошлась, словно и ногам, и животу ее передалась Иванова уверенность.

Поля скоро кончились. Дорога пошла лесом, а после начались старые, заброшенные и заросшие яблоневые сады: много, один за другим. К полудню Алена почувствовала голод и вспомнила, что в сумке у нее осталась одна только краюха хлеба.

Остановились они уже у самой реки, на высоком берегу. Сидя под раскидистым кустом калины, доедали хлеб и глядели на воду, покрытую нежными, словно из золотого бархата вырезанными солнечными вечерними бликами. Алена разминала отекшие почему-то лодыжки и от движений пальцев чувствовала покалывание и приятную истому.

Под ними был мост: длинный, в несколько пролетов, сложенный из бурых, плохо обработанных камней. Вода медленно и плавно обтекала его толстые опоры. Дальний берег выглядел мирно: широкое поле полого поднималось вверх, за ним виднелся лесок с ярко-зелеными, высвеченными солнцем молодыми елочками по краю. Над лесом клубились желто-розовые облака, похожие на недостижимый и прекрасный Ирий.

– Ну, пойдем? – спросил Иван.

– Да, – ответила Алена и поднялась на ноги. Удалось ей это с трудом: и зад как-то странно отклячился, и колени едва разогнулись. Оправдываясь перед Иваном, она сказала: – Ноги что-то не несут. Как ватные. Боюсь я, что ли?

– Не бойся, – ответил Иван. – Пойдем. Все хорошо будет.

Но Алена почему-то не поверила ему. Тревога звучала в его словах, и помнился рассказ мальчика – о змеях и страшной, скрытой в полях яме. Красивая картинка перед глазами казалась ширмой, обманом, мороком, что так любят навьи, и вода под золотыми бликами была темной, словно скрывала не желтый речной песок, а адскую бездну.

Они ступили на мост, и едва Алена почувствовала под ногой неровный, нагретый солнцем камень, как голова ее закружилась, и мост – показалось ей – слегка качнулся. Второй шаг – и снова покачивание. Алена, испугавшись, вцепилась в Иванову руку.

– Что? – встревоженно спросил он.

– Мост качается, – ответила она.

– Да окстись: он же каменный!

– Я знаю… – начала было Алена, но осеклась, смущенная странным, вопреки положенному течению, движением воды. Темный тонкий поток двигался от берега к берегу, а под ним темнело что-то еще, и от этого, краем глаза пойманного движения Алене снова показалось, что мост пошатнулся и двинулся.

– Смотри… – шепнула она Ивану. Тот подошел к краю, отстранив спутницу, прикрыв ее своей спиной.

– Что это? – вновь шепнула Алена.

– Не знаю, – ответил Иван. – Пойдем-ка лучше отсюда, да поскорее!

Но едва они сделали еще один шаг, как справа от них что-то бухнуло, и вода зашумела, рассыпавшись водопадами, а потом нечто темное и большое стало медленно подниматься из реки. Оно тянулось все выше и выше, закрывая собою солнце. И вот уже нависла над ними, слегка покачиваясь, огромная змеиная голова, и блики заиграли на мокрой, черной с прозеленью, чешуе.