Племя

— Ох, я так не думаю, — перебил Лев. — Скорее наоборот, они горят желанием уйти от реальности, но, тем не менее, отказываются впускать к себе внутрь искусство. Что же за странные люди!

— Нет, вы посмотрите, — настаивала на своем девушка, — у Светлограда есть свои враги. Мы могли бы написать что-то о них, и это сыграло бы как политическое оружие, как пропаганда, но и как искусство, разумеется.

— Леди, — начал Лев, смеясь, — даже не пробуйте лезть в политику, это гадкое место, где таких, как вы, не примут, ибо у вас есть ум и собственное мнение. Да, к сожалению, искусство и политическая пропаганда всегда были так тесно связаны, но давайте хотя бы сейчас попробуем ослабить это цепь. Лучше помогите мне вот здесь, — он подошел к большому плакаты возле сцены с одной лишь надписью “Наше новое искусство!”, который был слегка наклонен на одну сторону.

Роза подошла к плакату и осторожно поправила его, всмотревшись в текст. “Их новое искусство, — размышляла девушка, — на самом деле забытое старое, которое никто здесь не видел. Подумать не могла, что воспользуюсь этой пословицей!”. Но помимо мысли о пословицах, Розе пришла в голову новая идея.

— А что же по поводу других поселений? Их отношение к искусству как-то отличается от нашего?

— А кто остался-то? Кроме нас, разве что мародеры. А у них какая может быть культура?

— Расскажите мне об этих мародерах, — Роза пыталась держать свой голос под контролем, но в нем все равно чувствовалась частичка неимоверного любопытства.

— Думаешь, мне известно о них много? Не так все, на самом деле. Знаю, что лагерь их к востоку отсюда, километрах в пятидесяти. Раньше у нас с ними война была, а теперь… перемирие, — Лев выделил последнее слово таким тоном, что сразу становилось ясно его отношение к “перемирию”.

— Простите, — начала Роза, собирая свои вещи, — мне пора. Вы же не станете меня задерживать? Я сделал всю назначенную мне работу.

— Конечно, — безразлично пробормотал Лев, но на лице его появилось непонимание и лёгкое удивление.

Когда Роза вышла из здания театра, был уже полдень. Солнце прорвалось сквозь редкие серые тучи, отчего его свет казался бледно-желтым. Худые деревья изредка подрагивали ветвями от порывов холодного, обжигающего лицо ветра. Разузнав очередную информацию о лагере, перед Розой стоял лишь один вопрос, но, пожалуй, самый сложный, ведь его не решить простыми расспросами. Как добраться до лагеря? Отправляться туда пешком было бы смертельно глупо, но и где найти транспорт? Из всего, что могло хоть как-то передвигаться, Розе было известно лишь о поезде, но этот вариант уж точно стоит отбросить. Именно поэтому сейчас девушка направилась к единственному знакомому ей человеку, имеющему неплохие познания в технике, — Михаилу. К счастью, найти его труда не составит: с самого приезда он работает и живет в одном и том же месте — мастерской.

Миновав очередную широкую улицу, огражденную железным забором, сменяющимся местами на рваную проволоку, Роза свернула в узкий переулок, где первым, что ее встретило, стало трехэтажное здание, возле которого красовалась массивная табличка из грязного картона. Текст на табличке был, как несложно догадаться, вырезан ножом, настолько аккуратно, насколько это возможно. И, может быть, в нынешней обстановке эта вывеска смотрится очень даже привлекательно. “Цветы”. Но есть ли какое-то дело до процесса создания вывески и ее изящества, когда она гласит о таком? Любопытство стало волной овладевать Розой, но та, все же, взяла себя в руки и прошла мимо этого здания, которое, определенно, было открыто. Удивление по поводу того факта, что в этом городе выращивают и продают цветы, как и прежде, ушло так же быстро, как появилось. “Особенно, учитывая то, что здесь есть даже электричество”, — окончательно отогнала мысли от себя девушка. Пройдя еще несколько десятков метров по сырому асфальту, Роза повернула налево, выйдя на короткую тропинку из грязной, вытоптанной травы. Тропа вела прямиком к зданию из красного кирпича, над грязными окнами которого расположилась надпись из кусков металла: “Мастерская”. Слева к зданию примыкала прикрытая прозрачной красноватой кровлей лестница, ведущая на второй этаж. Взобравшись по грохочущим ступенькам из тонкого железа, девушка навалилась всем телом на ржавую дверь, которая так и не хотела поддаваться, пока, наконец, не приоткрылась, издав при этом до того противный скрип, что услышали его, наверное, в километре отсюда.