Часть этой проблемы связана с бюрократией. В попытке ускорить получение выплат в 2010 году Министерство по делам ветеранов (МДВ) заявило, что солдатам больше не нужно ссылаться на конкретный инцидент, перестрелку или взрыв бомбы у обочины, чтобы получить пособие по инвалидности. Они должны были просто заявить о «настоящем страхе попасть под атаку» во время развертывания войск.
Что касается программ социального обеспечения и других так называемых привилегий, такое расплывчатое определение, пусть и из добрых побуждений, порождает систему, не защищенную от ошибок и мошенничества. Оказалось, что ветеранам, которые сами обращаются к врачам с ПТСР, ошибочный диагноз ставится в половине случаев. Недавнее исследование генеральной инспекции министерства выявило, что чем выше у ветерана степень инвалидности по ПТСР, тем больше лечения он требует, пока его недееспособность не достигнет 100 процентов. После этого явка на лечение стремительно падает, а многие ветераны вовсе его бросают. Не потому ли, что стопроцентная инвалидность обеспечивает ветерана доходом около 3 тыс. долларов в месяц, не облагаемых налогом.
Теоретически самые травмированные люди должны требовать больше помощи, а не меньше. Но инспекторы пришли к печальному выводу, что некоторые ветераны приходят на лечение только для того, чтобы повысить свой уровень нетрудоспособности и потребовать дополнительной компенсации. Это невероятная трата средств налогоплательщиков. Кроме того, ошибочные диагнозы по-настоящему вредят тем ветеранам, которые действительно нуждаются в помощи.
Я общался с одним консультантом министерства, который попросил не афишировать его имени. Он рассказал, как ему пришлось физически защищать участника группы поддержки людей с ПТСР, поскольку другие ветераны хотели избить его за симуляцию. Тот консультант сказал, что многие боевые ветераны активно избегают МДВ, поскольку боятся, что не смогут держать себя в руках при виде людей, которые, на их взгляд, доят систему. «Тех, кто многое повидал, это не на шутку бесит», – сказал он мне.
Подавляющее большинство травмированных ветеранов, однако, не симулируют симптомы. Да, они возвращаются с войн, которые безопаснее, чем те, в которых участвовали их отцы и деды, но все же куда большее их число испытывает депрессию и отчуждение. Это верно даже для людей, которые не были в бою.
Проблема, похоже, заключается не в травме, полученной на поле боя, а скорее в возвращении в общество. И ветераны в этом не одиноки.
Широко известный факт о Корпусе мира. Какой бы тяжелой ни была жизнь в отсталой стране, возвращение в развитую страну может быть куда тяжелее. Исследования выявили, что один из четырех волонтеров Корпуса мира сообщает о сильной депрессии, когда оказывается дома.
Многократно показано, что восстановление после войны сильно подвержено влиянию общества, к которому принадлежит человек. Где-то этот процесс сравнительно легок, но, похоже, не в нашем современном обществе. Среди американских ветеранов одни сильно преувеличивают травму, другие очень тяжело переживают ее, но остается еще большое число людей, которые жили совершенно обычной жизнью в военное время, но, вернувшись домой, все равно испытывают пугающую отчужденность. С точки зрения медицины такое чувство не то же самое, что ПТСР, и, вероятно, оно заслуживает собственного диагностического наименования. Однако и то и другое являются следствием военной службы за рубежом, поэтому ветераны и медики одинаково склонны объединять их. Как бы то ни было, следует задаться вопросом: что такого есть в современном обществе, что возвращение в него настолько подрывает моральный дух?
При любом обсуждении ветеранов и их общего чувства отчуждения необходимо учитывать то, что множество солдат начинают скучать по войне после ее окончания. Этот тревожный факт можно обнаружить в письменных источниках, оставшихся после каждой войны, в разных странах, в разных столетиях. Как бы ни было неловко говорить это, но окончание войны также становится вкладом в травму.
«Впервые в нашей жизни мы были как бы в племени, где могли бесстрашно помогать друг другу», – сказал бывший артиллерист Уин Стрэк историку Стадсу Теркелю для его книги «Хорошая война». Стрэк также был известным певцом жанра фолк, а в эпоху Маккарти он попал в черный список за политическую деятельность. «На одну пушку приходилось пятнадцать человек. Пятнадцать человек впервые в жизни оказалось не в обществе, заточенном на амбиции. Мы не надеялись стать офицерами, и мне очень нравилось это чувство… Именно отсутствие соревнования, границ и всех этих фальшивых стандартов нравилось мне в армии».