Племя вихреногих. Книга 2 (СИ)

После обеда Димка решил, наконец, сделать то, что должен был сделать сразу после конца битвы — поговорить с пленными. Не со всеми сразу, правда, а с их главным, то есть, со жрецом. Ему хотелось узнать, отчего это Хоруны ведут себя, как последние уроды. Ведь, вроде, не такие плохие ребята — все, как на подбор, накачанные, и смелости у них тоже не отнять, а вот поди ж ты… Но Олаёец внушал мальчишке безотчетный страх. Впрочем, любой на его месте, наверное, испугался бы — после того, как его едва не прибили самой натуральной черной магией. Нет, умом Димка понимал, что теперь, когда идол Червя превратился в осколки (которые, для верности, собрали и выбросили в выгребную яму), а посох жреца отправился на костер, вместе со всем прочим местным жутким хламом, связанный по рукам и ногам Олаёец вряд ли ему что-то сделает — разве что обложит матом. Но Димка всё равно боялся. Это начало понемногу злить его — и вот, наконец, он решился…

* * *

Тюрьма у Хорунов была замечательная. Или жуткая — это с какой стороны посмотреть. Настоящий зиндан глубиной метров в пять — попасть в него можно было лишь по веревочной лестнице, через люк в "тронном заде" дворца. Очевидно, Мэцеё предпочитал держать пленников под рукой.

Спустившись, Димка покрутил головой. Он оказался в восьмигранном колодце, в каждой из граней которого была узкая деревянная дверь, запертая на засов. Света здесь не было, так что он прихватил с собой толстую самодельную свечку — она трещала и противно воняла пригорелым жиром, но со своими обязанностями кое-как справлялась. До номеров на дверях Хоруны по невежеству и недоумению не дошли, но на каждой был всё же грубо нацарапан какой-то символ. Димка похвалил себя за то, что заранее выяснил, куда посадили жреца, потом отодвинул засов и вошел.

* * *

Камера была тесной. Камера была холодной. В ней было душно, сыро и воняло. Войдя в неё, Димка невольно передернулся. Он и представить не мог, что тут, в этом диком мире, вообще может быть… такое. Такое, средневековое прямо подземелье. Каменный мешок. В котором держали пойманных ребят. Ни за что, просто потому, что поймали…

Мальчишка вздрогнул, столкнувшись взглядом со жрецом. Тому связали руки за спиной, а потом старательно, по всей длине, примотали к толстой жерди — чтобы не расколол себе башку об камень. В подземелье Олаёец исхудал и уже не напоминал жирную жабу, но выглядел он всё равно отвратно — из-за своих склеенных смолой волос, из которых до сих пор торчали обломки палочек, и просто из-за своей мерзкой рожи. Смотрел он на Димку с лютой злобой.

— Что, не нравится тебе тут? — спросил мальчишка, садясь на корточки и ставя свечку на пол. — Так сами это всё построили, никто не заставлял. Сидите и радуйтесь.

Олаёец всё ещё пялился на него, и мальчишка поёжился. Вот же гад, подумал он. Смотрит вроде на меня, а вроде бы куда-то мимо, не поймаешь взгляд. Но после первых же слов глядит уже в глаза, почти не мигая. Пристально и злобно. Не как тот жуткий тип в лесу, не равнодушно, а именно сверлит гляделками, отчего становится не по себе. Казалось, что его взгляд проникает в душу Димки до самого дна и… нет, даже не презирает, а просто отметает в сторону, как нечто противное, но беспомощное. Это враг, понял он. Настоящий. Не играющий в благородного разбойника Йэрра, даже не приснопамятный Крых, вождь Морских Воришек, — обычный хулиган, вконец охреневший от безнаказанности и полной покорности окружающих… Нет. Именно он устроил тут всю эту жуткую чертовщину, заставил Хорунов выстроить тут храм Поющего Червя и весь этот жуткий город. Именно он виноват во всей мерзости, которая много лет тут творилась…

— Это ненадолго, — Олаёец оскалился. Голос у него, вопреки ожиданиям мальчишки, оказался не визгливо-писклявый, а низкий и глубокий. Убедительный такой голос… — Ещё неделя или две — и я окажусь на свободе. А вот потом… о-о-о, потом!.. Какой кошмар, какие муки ждут каждого из вас!

— Слушай, а зачем вам всё это? — с искренним интересом спросил Димка. Сейчас он чувствовал себя профессором, изучающим редкостно ядовитого гада. Олаёец ошалело заморгал — такого вопроса он, верно, никак не ожидал и мальчишка пояснил: — Ну, все эти рабы, город этот… Вы что — сами работать не умеете?

Олаёец вновь оскалился. Верно, он хотел просто плюнуть в лицо ненавистному гостю — но здесь, в этом подземелье, он явно подыхал от скуки и потому всё же снизошел до объяснения:

— Работают рабы. Настоящий воин просто берет всё, что ему хочется. Ему вообще не нужно что-то там "уметь". Он смеет и может, и это — главное.

Теперь уже ошалело заморгал сам Димка.

— Что может? Рабов по башке бить? А вам самим это всё не противно? Не стыдно даже такими уродами быть?

Олаёец хрипло рассмеялся. Вот смех у него в самом деле был мерзкий — он походил на карканье престарелой вороны.