Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

По уходе Галицкого Юрий предался скорбным воспоминаниям. Новгород, где он, юный, руководил дядюшкой, избежал возможных ошибок. Торжок, где под дядюшкиным крылом принял первое боевое крещение. Москва при угрозе Темир-Аксака, где дядюшкина распорядительность прикрывала Юрьево замешательство. Наконец, забота Владимира Андреевича о его семье, пока был в ставке Эдигея. А как забыть родственный приём в Серпухове? Сколько было переговорено, передумано вместе!

Не выдержал Юрий скорби один на один с собой, пошёл на женскую половину. Хотя знал: Настасьюшка и покойный не слишком были близки. У неё - своя скорбь, непреходящая, нестихающая: отец! Храбрый воин и... злодей. Деятельный князь и... отшельник. Умер где-то в мордовской глуши после долгих покаянных скитаний. В могилу унёс несмываемое пятно греха. Юрию не просто было найти ото всех сокрытый конец своего одноименца Смоленского. Достоверно вызнал, а жене не открыл: тоже не повернулся язык. Она до сей поры ждёт встречи с родителем, не веря в его виновность.

Припозднившаяся княгиня, занятая вышивкой для Богородичной церкви в Хлынове, внимательно выслушала супруга. Новая печальная весть породила в ней две мысли:

   - У Василия до сих пор нет сына, - сказала она. - Софье скоро поздно будет рожать. Если что, золотая государева шапка покроет не чью-либо, а твою главу.

Князь вздохнул:

   - Что мне это! Сердце крушит преждевременное вдовство Елены Ольгердовны.

Анастасия тихо пробормотала:

   - Небедная. - И тут же высказала замечание: - Василий о смерти дяди даже не сообщил. Весь свиток посвятил скверной выдумке о походе на Заволочье. Знать, придаёт этому очень уж большое значение! Как тут отбрехаться?

Юрий мрачно прошёлся взад-вперёд.

   - Вот и я мыслю: как?

Спать разошлись порознь, ибо жена увлеклась работой, а муж торопился найти забвение от тяжёлых дум.

Однако думы возвратились по пробуждении и преследовали весь следующий день, пока дверь покоя не приоткрылась и челядинец не объявил:

   - Господине! В сенях Глеб Семёныч ждёт твою милость.

Сперва - досада на Галицкого: всё-таки сообщил своему подопечному о возможности выслужиться, и тот уже - тут как тут! Вторая досада - на самого Глеба: вели ему землю перевернуть, спросит, где палка и во что упереть. Возникло приятное предвкушение: распечь легкомысленного, дабы наперёд неповадно было морочить своего господина. С этим намерением князь прошёл в сени, позвал пришедшего в деловой покой.

   - Ну, - спросил, - что скажешь?

Глеб объявил:

   - Выступаем через неделю.

Вопросы полетели, как камни:

   - С кем выступаешь? С чем и зачем? Почему через неделю, не завтра?

Боярин ответил:

   - В Хлынове есть беглецы новгородские Симеон Жадовский и Михайло Рассохин. Я приманил, они клюнули. С большой охотой отмстят вящим людям в Господине Великом. Те, на пустяк озлобясь, науськали толпу. Этих бедняг чуть не сбросили в Волхов, домы пожгли, именье расхитили. Теперь они в ответ выжгут в заволоцких городах лабазы своих злодеев. Ставленников их сгонят с воеводств, поставщиков от них отвратят. Пусть в Новгороде лечат ожоги, коль запылают города на Двине.

   - Кто их зажжёт? - усмехнулся смутившийся от такого напора князь. - Вы втроём, что ли?

   - Зачем втроём? - удивился Глеб. - Разве на Вятке и в Устюге мало бродяг? Соберём до единого. Вот почему выступаем не завтра.

Больше вопросов не было, осталось благословить и отпустить с миром. Вернее, какой уж мир, коли речь о войне?

6

Юрий Дмитрич скучал. Лето выдалось жаркое: ни капли дождика! В теремных покоях сквозняк или духота. Отворишь окна - дует, затворишь - не дышится. Да и, может, подремал бы на застланном ложе, отдохнул в мягком кресле за чтением Псалтири, если бы каждая вещица не напоминала Анастасиюшки. Где она в этот час, сердечная, в какой дальней дали. Бывало, уходил в поход и не мыслил, как тяжко ей переживать одиночество. Теперь сам напереживался вдосталь, не остаётся сил.

Навестил князя Левонтий Макарьянич: не утерпел с новым другом поделиться тоской. Хотя этот хлыновец не очень скучал по своей Акулине Никитичне. Весь в делах, не то что пришлец московский, коему на чужой земле делать нечего. А ведь из-за Акулины разгорелся сыр-бор!

Юрий высказал пожелание проехаться по окрестностям, подышать свежим воздухом. Левонтий заверил, что охотно сопроводил бы, да некогда: надо доехать до Торгу, понаблюдать, чтоб во время ярмарки торговым и купецким людям помех и убытку не было. Как раз прибыли Иванские купцы. Князь спросил: «Что за Иванские?» Оказывается, те, новгородские гости, что живут при церкви Ивана на Опоках, относятся к Ивановской гильдии. Трудна посадничья должность: нужно умолить всех, от вящих до простых, чтобы на всенародном торге продавали всяко жито во едину цену, не возвышали стоимости. Сыну своему Савве посадник повелел ехать к Соли Камской, купечествовать там. Юрий сочувствовал: трудно быть отцом не только собственному дому, но и городу, и всей земле Вятской.

«Главное, - рассуждал Левонтий, - берегись почестей, коими хотят одарить, чтоб, тебя купив, самим свободно владеть и подвластных своих утеснить».