Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

   - Мы в Святотроицкой обители у игумена Сергия. Слава Богу, свет мой, - проснулся! Пока Осей нёс тебя, никак не выходил из сна. А сейчас уже ночь. Матушка, великая княгиня, покормила младенца и ушла к старцу. Отказалась, сердечная, от кормилицы, сама да сама. Я, убаюкивая князёночка, в полутьме любовалась твоим ненаглядным личиком и невольно впала в истому. Ты же улыбался, как ясен месяц. Что за диво приснилось?

Юрий сел на лавке, протёр глаза.

   - Сызнова видел: Москва горела. Только огонь был светел, красив и тих. Не разрушал, не уничтожал домов. Не адовое, а райское пламя!

Домникея с младенцем пересела на лавку, обняла Юрия свободной рукой.

   - Всё тоскую по тебе, ангельчик! А сон твой - в радость. Непожирающий огонь, стало быть, беда преходящая. Будет и пройдёт, нам не навредит. Без беды какое в наше время путешествие? Только нечего её бояться, вот и хорошо.

Юрий прильнул к мамкину плечу.

   - Как ты изъясняешь сны?

Домникея прошептала на ухо:

   - Родительница вразумила. У покойницы был дар предвидения и толкованья сновидений. Жаль, не всё я от неё успела... Тихо! - перебила сама себя. Она пересела к столу со своей ношей. - К нам идут.

   - Не слышу, - помотал головой княжич.

Посидели в тишине. Послышались шаги. Скрипнула дверь. Взошла великая княгиня, с ней невысокий сухощавый старец с малой белой бородой, большими добрыми глазами. Подойдя к Юрию, возложил лёгкую длань на детское чело:

   - Георгий! Эко вырос! Будущая жизнь твоя - великое терпение. Чаще молись и помни: Господь гордым противится, смиренного любит, покорному благодать даёт. - Потом обратился к Евдокии Дмитриевне: - Не прошу твою милость ночевать в обители, дочь моя. Знаю: надо до рассвета поспевать в Переяславль. Пусть все несчастья опоздают. Пошлю для охраны иноков, которые покрепче.

Великая княгиня поклонилась:

   - Спаси Бог за утешения, что дал мне, преподобный отче. Тотчас со спокойным сердцем пущусь в путь. Только охраны не потребуется, не тревожь иноков. Отсюда до переяславских стен рукой подать.

   - Правда твоя, - кивнул игумен.

Благословил гостью и её служанку с княжичем Андреем.

Все покинули избу.

По двору сновало множество людей с пылающими факелами. Ночь казалась Юрию волшебным продолжением сна о несжигающем огне. Вот он усажен в прежнюю карету. Там уже и Домникея с малышом, и старший братец Васенька с горящей свечкой. Матунька устроилась в подушках. Осей, прежде чем захлопнуть дверцу, спросил:

   - Трогать?

И услышал:

   - С Богом!

На сей раз Юрий не заснул. Он слушал матунькин рассказ о Киприане, про коего расспрашивал Василий. Свеча в руке старшего братца догорела и погасла. Голос Евдокии Дмитриевны звучал в темноте, под стук колёс, под всхрап коней, под щёлк бичей возничих. Он звучал, лаская уши, как музыка. Пусть суть рассказа не всегда была ясна неподготовленному княжичу, однако же внимал он прилежно, и в памяти запечатлелись главные события.