Бой впереди утих. Всадник, отмстивший за Степаниду, подскакал к дядьке:
- Упустили-таки одну собаку. Не успели настичь.
- Погоняй! - завопил Борис Галицкий. Втолкнул Осея в кибитку. И сам - туда же.
Карета великой княгини тоже сорвалась с места. Старший брат Васенька прикрыл дверцу. По щекам текли слёзы:
- Ранили моего Осея! Убили Стешу!
Юрий заревел в голос. Мать рассердилась:
- Сидите тихо!
Все последующие события смешались в сознании восьмилетнего княжича, как кости тавлеи[12]
, в которые играли со старшим братцем в Москве, в златоверхом тереме. Кажется, так давно это было. Теперь они оба не благополучные теремные сидельцы, а бесприютные беглецы. После, на протяжении всей своей жизни, Юрий бессвязно помнил только отрывки их тогдашнего бездомного, не человечьего, а скорее, заячьего существования.Ярко запечатлелось в памяти огромное озеро, водным зерцалом разлёгшееся под лесистым холмом. Там, наверху, кудрявится чёрный дым, будто курится горловина, провал огненной горы, о каких поведывал в златоверхом тереме учёный монах, проезжавший через Москву из западных стран в восточные. Юрий узнал от дядьки Бориса: это горит переяславский детинец, подожжённый ордынцами. А внизу, у воды, крикливая суета, доходящая до драки: чудом спасшиеся переяславцы расхватывают лодки, плоты, всё плавучее. Охрана, прибывшая с Борисом Галицким, оттесняет нахрапистых от двух больших лодей: они - для великой княгини и её ближних.
Мужики - в кулаки, бабы с детьми ревмя ревут: коли вопрос о спасении или гибели, тут уж не до князей и не до бояр, тем более пришлых. Однако сила солому ломит. Вот уж великокняжеская семья усажена в одну лодью, Елена Ольгердовна с княгиней Анной - в другую. Прислужницы притиснулись к госпожам. А местные, кому не досталось плавучих средств, пусть удовлетворяются брошенными конями, каретами и телегами, хотя на них от ордынцев далеко не уйдёшь.
- Жаль бедных людей! - возвышается среди лодьи, сцепив руки на груди, Евдокия Дмитриевна. .
- Мне жалко Трофима Волка, нашего дворского, - подаёт голос сидящий с рукой на перевязи Осей. - Узнал его, связанного, среди напавших. Как к нам пришла неожиданная подмога, убили беднягу.
- Спаси Бог тебя, Борис Васильич! - обратилась к Галицкому великая княгиня. - Если бы не ты...
Дядька Юрия руководил отплытием. Берег с оставшимися переяславцами и великокняжеским добром (сколько коробов в лодьи не вошло!) стал отдаляться, уменьшаясь.
- A-а! Этого я боялся! - воскликнул Борис Галицкий, вытянув руку.
Юрий, как и все, увидел и услышал: ордынская конница, тысяченогая змея, выползла из леса и принялась косить, как сорную траву, людей на берегу. Ах, переяславцы! Разве скажешь, что больнее ранит уши, жалобные вопли убиваемых или звериный визг убийц?
- Тохтамыш! - скрипел зубами раненый Осей. - Повсюду нынче Тохтамыш, - в Звенигороде, Дмитрове, Можайске, Юрьеве, Владимире и здесь, в Переяславле.
- Так уж повсюду! - не верила, умащиваясь в лодье Домникея с княжичем Андреем на руках.
- Борис Васильич сказывал, - пустился объяснять Осей, - новый ордынский хан с большими силами пошёл к Москве, а малые отправил по окрестным городам. Всё предаёт мечу, напоминая прародителя Батыя. Игумен Сергий после нашего отбытия узнал от бегледа-переяславца, что здесь творится, и отправил с проезжающим Борисом нам подмогу. Галицкий, хоть и не воин, да сметлив: послал в обход лесом инока Евагрия с товарищами отрезать тохтамышцам путь к утечке. На татар ударили со лба и со спины. Этим и спаслись.
- Гляди, - кивнул княжич Василий на середину озера, - многие переяславцы тоже спаслись.
И впрямь, кому достались лодьи, отошли от берега далее дострела вражеской стрелы. Злобные ордынцы ищут-рыщут для погони хоть судёнышка, да поздно. Вплавь бросаться на конях боятся, - далеко!
- Понегодуют и уйдут, - решил Осей. - Одну собаку брат Евагрий упустил, вот и вернулась с целой сворой!
Когда великокняжеские лодьи шли серединой озера, осанистый переяславец, должно быть, из купцов, узнал великую княгиню:
- Матушка, Дмитриевна, куда же ты? Останься с нами. Враги оставят город, возвратимся, приютим, попотчуем, чем Бог пошлёт.
- Благодарю на добром слове! - Евдокия поклонилась издали. - Спешу с семейством к мужу.
Вот уж они одни. Кругом вода. Зелёной кромкой - противоположный берег. Борис Галицкий лишь головой качал, следя за взмахами тяжёлых весел. Гребцов не поторопишь: у уключин сидят опять-таки сенные девки. Мужики-возничие влились к дворцовым стражникам, приняли неравный бой и пали все до одного. Остался жив только Осей, знаток бойцовского искусства. Святотроицкие иноки явились, выручили и, отпущенные Галицким, умчались восвояси. Не в Кострому же им с великою княгиней! Четвериками управляли по дороге к озеру не всё умелые девичьи руки. Юрию страх было наблюдать за своим дядькой. Тот морщился, чесал в затылке, дёргал молодцеватые усы. Приблизясь к Евдокии Дмитриевне, сказал почти повинно:
- Не попались на мечи ордынцев, так не попасться бы на зубы лесных зверей. Нет охраны, нет коней, обоз потерян почти полностью. Ума не приложу, как быть.