Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

   - Самое худшее! - промолвил вестоноша. И перевёл дух, чтобы продолжить: - Супруг твой, госпожа, прислал из Костромы в свою столицу юного витязя, князя литовского, Остея.

Елена, дочь Ольгерда, не утерпела похвалиться:

   - Мой племянник!

   - Да, - подтвердил гонец. - Он ныне на московской службе. Великодушный! Умный! Восстановил порядок. Смирил буйные сердца. Ободрил слабых. Купцы и мужики, бояре и монахи, - все начали просить оружие. Каждый занял в обороне своё место. День и ночь бдели смотрящие. И дождались: на окоёме - дым и зарево! Шёл Тохтамыш, сжираючи огнём окрестные деревни. Страшный час пробил. Каменный город скоро оказался окружён. Темники, что знали нашу речь, подскакав, спрашивали: «Где ваш князь Дмитрий?» Им отвечали: «Нету на Москве!» Ордынцы, не стреляя, ездили вокруг, смотрели, глубоки ли рвы, крепки ли башни, стены. Искали слабые места для приступа. Мы истово молились в храмах. Но были и бесшабашники: тащили из подвалов крепкие меды, впадали в уличное пьянство. Дескать: «Нам ли страшен Тохтамыш? Наш город твёрдокаменный, с железными воротами! Поганые сбегут, когда великий князь со свежей силой зайдёт им в тыл!» Хмельные удальцы, взойдя на стену, смеялись над татарами (казалось, их немного), показывали голые зады. Те обнажали сабли и грозили, А ввечеру, к великой нашей радости, ушли от города.

   - Ушли? - подняла руку осениться крестным знамением княгиня Анна.

Ей, как Елене, не терпелось свидеться со своим мужем, сподвижником Владимира Серпуховского, Дмитрием Боброком.

   - Ушли, да ненадолго, - продолжил Лисица. - То был передовой отряд. За ним явилась главная рать, столь многочисленная, что мы ужаснулись. Сразу начался приступ. Мы пустили стрелы, нас осыпали тучами. Конные рыскали, разя во все стороны, быстро и без погрехов. Я, стоя на стене, не успевал оттаскивать раненых и убитых. Орда стала ставить лестницы. Сверху лили кипяток, кидали брёвна, метали камни. К вечеру приступ был отражён. Следующие три дня пришлось терпеть то же самое. Мы теряли много людей, они - ещё больше. Видно, не привёз Тохтамыш стенобитных пороков, вот и решил: «Возьму силой!» Да как ни силился, ничего не мог сделать. Мы тоже пристрелялись. Суконник Адам с Фроловских ворот как пустил стрелу, так любимый ханский мурза и повалился. После всё это стало известно, уж на четвёртый день, когда темники вступили в переговоры. Хан, дескать, Москву воевать не хочет, уйдёт от города, только принесли бы ему дары да пустили бы глянуть на красоты кремлёвские. Таким речам веры не было. Но к стенам пришли два сына Дмитрия Нижегородского, Василий и Симеон. Отец загодя отправил их к хану, чтобы тот не разорил его княжества.

   - Вот каков твой отец, Евдокия! - не сдержалась золовка Анна.

Лучше бы смолчала. Княжич Юрий видел, как лицо матери покрывается пятнами. Она опустила голову.

   - Оба князя клялись, - продолжал Лисица, - как россияне и христиане, что Тохтамыш сдержит слово. Семён даже крест с себя снял и поцеловал.

Елена Ольгердовна утешала великую княгиню, как сноха свекровь:

   - Братья твои поверили слову царскому.

   - А мы им поверили, - вздохнул Елисей. - Литовский воевода Остей советовался с боярами и народом. Всё единодушно решили: зачем подвергать город дальнейшим бедствиям, если есть способ прекратить их.

   - И отворили ворота? - враз спросили ростовские князья Константиновичи.

Гонец позволил себе осушить кубок, дабы спокойно завершить повесть, не предвещавшую благого конца.

   - Первым вышел наш вождь Остей. За ним - духовенство с крестами. Бояре с согражданами вынесли дары. Тохтамыш сидел на лошади. Я не успел запомнить вида его ужасного. Хан подал знак рукой. Остей тут же был обезглавлен. И началось избиение всех и вся. Тщетно кто-то пытался спасаться в Кремль. Ворота были уже захвачены! В каменном городе - резня. Татарские малахаи показались на неохраняемых стенах. В крепости ещё оставались воины, но, лишённые предводителя, бегали толпами, вопили по-бабьи, рвали на себе волосы, не знали возможности к обороне.

   - Ты-то как уцелел? - спросил Александр Константинович.

   - Я - сошка малая, - перевёл дух Лисица. - Дотемна лежал под стеной во рву на телах ордынских. Ввечеру дыханием ощутил: горит город! Увидел коварных варваров, покидавших пожарище через каменные ворота. Поганые шли на ночлег в открытое, безопасное место, с гиканьем гнали скученных молодых московлян, набранных для продажи в неволю. Возами везли сокровища, хранившиеся в Кремле и свезённые из других, плохо укреплённых городов. Я бродил среди храмов с разбитыми дверьми, переполненных телами несчастных. Случайно уцелевший монах сокрушался, что взято не только много богатых икон и сосудов, но и несметное количество золота, серебра из великокняжеской казны.

   - Плакали твои святости и сокровища, дорогая невестушка! - вздохнула золовка Анна.

   - Готов биться об заклад, - подал голос Борис Галицкий, - не добрались до них.

   - Полагаю надежду... - начала было великая княгиня.

   - Отложи надежду! - мрачно перебила Анна. - На бояр надеялись, - втуне! На митрополита надеялись, - всуе!