- Ты там, в своих лесах, до старости не повзрослеешь, князь Юрий. Всё тебе просто, как в златоверхий терем попасть. Здесь не Галич и не Москва, а Большие Сараи! Великий хан полгода будет охотиться, кочевать по степи, принимать послов из Египта, Персии, империи греков, а тот, кому до него дело, будет жить в чужом, многоязычном городе и ждать, ждать, ждать...
Князь даже натянул поводья:
- Ты хочешь сказать, мой друг...
Каверга дотронулся до его руки:
- Хочу сказать, что мы едем к другому твоему другу, беклярибеку Ширин-Тегине. Одному из очень могущественных людей Великой Кыпчакии. Он уже знает о тебе, ждёт в гости и сам всё скажет.
Кони стали у высокого каменного забора. Морозов, Вепрев, Лисица приблизились к своему князю.
- Господин, - сказал за всех Елисей, - каждого из нас обустраивают здесь вполне прилично: так по крайней мере обещано. Охрана при оружии будет расположена подобающим образом. Связь с тобой станем поддерживать постоянно. Будь спокоен и отдыхай во здравии.
То же сказали и остальные. Юрию Дмитричу оставалось проститься с подвижниками. Огромные, обитые железом, ворота затворились, при князе остался Асай, как толмач.
Дом Тегини напомнил латынскую ропату[99]
, какие Юрий видел в Великом Новгороде. Там молятся, здесь, по-видимому, грешат. А строили и то и другое немцы, кто во что горазд. Крыша остроконечная, высоченная, окна узкие, вход сводчатый, крыльцо широкое из цветного камня. На нём и встретил давнего своего спасителя Тегиня в шёлковом дорогом халате всех цветов радуги. Простёр объятия...В доме никакой мебели: только ковры, подушки, низкие поставцы для посуды. Князь был разоблачён, сопровождён в восточную баню, откуда вышел с размятыми костями, истолчёнными мышцами, напоен прохладным кумысом, брызжущим пузырьками в нос, устроен на мягких подушках.
Каверга вскоре, сославшись на неотложные дела, исчез.
Князь и мурза остались одни. Сперва с удовольствием вспоминали прошлое: Эдигеев стан, рязанскую окраину, прогулки в лесу. Ширин-Тегиня показался Юрию Дмитричу не тем, которого помнил. Тот настороженный, оглядчивый, рассуждавший, хотя и самоуверенно, однако же очень трезво. Этот, убаюканный властью, купающийся во всеобщем повиновении, рассуждающий тоже самоуверенно, однако слишком поспешно. Подбородок вскинут, взор насмешлив.
- Я давно всё знаю через твоего человека. - При этих словах князь мысленно похвалил: «Молодец Лисица!» - Я говорил с саин-ханом, - небрежно молвил Тегиня. Он величал Улу-Махмета саином, то есть хорошим, мудрым. - Суд будет в твою пользу. Но не скоро. Покуда Сын Неба занят другими делами. У него появились соперники Саид-Ахмад и Кучук- Махмед. Хотят разорвать Великую Кыпчакию на куски. Ничего, как вы, русские, говорите, им скоро покажут, где раки зимуют. Пусть твой племянник Василий пока проедается в Кокорде. Потом получит отказ. Какой толк от мальчишки нашему саин-хану? Ты - человек проверенный, я тебя знаю, этого достаточно.
- Нужно уважать заветы отцов, - начал было приводить доводы в свою пользу Юрий Дмитрич.
- Зачем тебе проедаться в Больших Сараях? - перебил Тегиня. - Мы завтра отправляемся в солнечную Тавриду. Лучшее место на земле: такого ты не видел. Мне нужно поддержать тамошнего правителя, своего родственника, Ширина. Бывший таврический хан Давлет-Берди, убежавший в Литву, хочет снова захватить город Крым, харалуг[100]
ему в печень! Ты же, мой друг, отдохнёшь, как горный барс на вершине. Старший брат долго держал тебя в напряжении, а теперь - племянник. Надо отдохнуть. Ой как надо!Задушевная беседа продолжилась и за полуденной трапезой, и далее, после княжеского краткого сна, и за вечерей. Тем временем, судя по приказам, отдаваемым Тегиней, шли сборы в дорогу. Юрий Дмитрич не противоречил мурзе, положился на его опыт в делах ордынских. Велено ждать, подождём. Велено исчезнуть до урочного часа, стало быть, нужно, - исчезнем.
Во дворе Тегини не было деревьев: везде - камень. Гулко отдавался в гранитных стенах крик муэдзина. Князю показалось, что уловил слабый звук колоколенки из русской слободы.
Засыпал с мучительными думами о Настасьюшке. Две грамотки послал ей со степных постояний. Ответа, конечно же, ещё нет.
С утра началась невообразимая скачка. Коней меняли чуть ли не на бегу. Юрий Дмитрич, мастак в верховой езде, быстро стал сдавать: не равняться ему со степняками-ордынцами. Грудь сдавливало, сердце рвалось наружу, горло душила незримая рука.
- Тебе плохо? - придержал скакуна мурза.
- Ничего, - едва выдавил Юрий Дмитрич.
- Нет, ты как обожжённый. Не привык ты ездить по-нашему. - Тегиня пояснил: - Поселения здесь не частые, а в голой степи - не отдых, вот и скачем от юрта до юрта.
На стоянках, в душных мазанках, лёжа бок о бок на кошме, князь слушал рассказы о юге: