Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

   - Матунька ежедневно ждала вестей. Даже, когда долго ничего не было, утешала меня: «Татунька весь в делах. Некогда ни пера обмакнуть, ни листов нарезать. Он издали извещает: всё будет хорошо! Я верю и ты верь!» Глядя на её спокойствие, видя её твёрдость, я свято верил. А недавно, перед рассветом, прибыл нарочный из Москвы. Всю ночь проскакал на сменных. Привёз от великой княгини Софьи Витовтовны список ханского ярлыка, подтверждённый рукой двуродного братца Василия и его боярина Ивана Дмитрича Всеволожа. Матунька прочла и сказала: «Мы побеждены!» Утром её обнаружили в постели без признаков жизни. Лекарь Вигунт определил: сердце остановилось во сне. Братья, поскорбев, успокоились. Я же опомнился только за день до твоего возвращения. Пойдём в Крестовую, татунька, помолимся сообща о душе матуньки и нашим душам станет поваднее в этом мире.

Об руку с сыном отец пошёл в увешанную образами Крестовую, где вместе с княгиней выслушивал Иакинфа Слебятева, возвестившего смерть государя-брата. Тогда у жены и мужа была надежда на будущее. Теперь без жены остался муж, лишённый всяких надежд.

К ночи вернулись старшие сыновья. Юрий Дмитрич не смог с ними говорить о происшедшем в Орде. Даже потрапезовать вместе не было сил. Одиноко вкушал вечерю в своём покое. Ел мало, выпил несколько кубков крепкого боярского мёду, чтобы заснуть мертвецки.

Утром объявил, что не остаётся в Звенигороде. Едет в новую отчину - Дмитров, ханский кусок побеждённому. На семейном совете было решено: старшие, Василий Косой и Дмитрий Шемяка, возвращаются в свой кремлёвский терем, младшему Дмитрию - по пути с отцом, его Москва не влечёт.

   - Злодейке-литвинке ещё отольются нашей матуньки слёзы! - сгоряча пообещал Василий Косой.

   - Софья Витовтовна - сосуд зла, - согласился Дмитрий Шемяка.

Младший усовестил старших:

   - Не нам судить, братья, а токмо Богу.

Над его непротивлением злу ещё потешались беззлобно, когда вышел в Переднюю с прощальным словом отец. Он с младышем покидал город первым. Благословил старших сыновей, к Шемяке обратился особо:

   - Если созреет время свадьбы твоей с княжной Софьей Дмитриевной Заозёрской, уведомь как-нибудь, да пораньше. Чтоб поразмыслить, где безопаснее для меня устроить брачную кашу.

   - В Москве устроим, - пообещал Шемяка, - в собственном терему. Великий князь Васька и пальцем тебя не тронет!

   - Ох, молодёжь, голова без панциря, мысли с крылышками! - лишь усмехнулся в ответ Юрий Дмитрич.

Прощание отца с детьми прервал дворский:

   - Тут, господине, просит твою милость сенная девушка Васса на одно слово.

Князь заметил прислонившуюся о дверной косяк женщину. Впервые встретил её девчонкой, тонкой, как стебелёк, веснушчатой, с белой косой: спускалась по сходням с судна на псковской пристани об руку с княжной Смоленской, будущей княгиней Звенигородской и Галицкой. Столько лет была рядом, как непременная тень его любимой Настасьюшки. Госпожа подчас ей завидовала: «Вкушаешь не менее моего, а телом не матереешь, тонка, как соломина!» Князь, бывало, посмеивался: сравнение невпопад. Соломина-то прямая, услужница же там, где надо, с припухлинкой.

Юрий Дмитрич показал рукой пройти с ним в пустую светёлку, притворил дверь. Стали друг против друга. И невольно князь вздрогнул: почувствовал, что теряет последнюю живую частицу, оставшуюся от Настасьюшки.

   - Что, Васса? Хочешь покинуть нас?

   - Пожалуйста, любезный мой господин, отпусти на родину, - виновато начала служанка. - Я ведь наполовину литвинка. Родители умерли. В Вильне живёт мой младший брат, у него большой дом. Найдётся и для меня местечко. Я же за тебя, князь, и за голубушку княгиню, - Царствие ей Небесное! - вечно буду Бога молить. Крещена и останусь в греческой вере.

Юрий Дмитрич согласно опустил голову:

   - Пойдём, Васса.

В своём деловом покое вручил верной услужнице калиту с серебром. Поднял за плечи, когда та благодарно упала к его ногам. Облобызал отцовским лобзанием. Велел кликнуть дьяка Дубенского для составления грамоты и дворского для оснащения в путь.

   - Охрану отошлёшь назад вместе с извещением, что осталась благополучна. Дай Бог тебе мужа по достоинству!

Зардевшаяся Васса всплакнула и, стыдясь слёз, поторопилась уйти.

Князь по её уходе долго сидел оцепенев, как мёртвый, и прожитое большое мирское существование случайными кусками, не столь уж важными, порой и вовсе пустяшными, давно забытыми, проходило перед его взором: вот конь на скаку припадает на левую заднюю, пришлось искать кузницу; вот Настасьюшка на лесной прогулке упала и не даёт поднять себя, кричит, что встанет сама; вот маленький Дмитрий Красный взял склянку с уксусом для примочки, поднёс к устам, Васса выбила из рук, зазвенели осколки...

   - Тата, - отыскал отца младший сын, - поезд готов к отъезду.

Князь встретил у крыльца Ерофея Елина. Он был из местных детей боярских, его брал Юрий Дмитрич с собой в Дмитров в качестве тамошнего наместника. Здоровенный молодой усач, гордый должностью тиуна, глубоко поклонился.

Едва выехали, Юрий Дмитрич ощутил слабость во всех членах, головокружение, тесноту в груди.