Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

   - Чем же может угрожать брату Василию нынешнее пребывание в Литве? - хотел добраться Юрий до главного.

   - Ничем, - огорошил Морозов. - Ягайло - враг наш ещё со времён Донского побоища - сидит в Кракове. Витовт - в Вильне. Ядвига прислала ему письмо: дескать, муж отдал ей княжества Литовское и Русское, то есть южную Русь. Значит, у неё право требовать дань от обоих княжеств. Нетрудно представить, что стал чувствовать к Ягайлу Витовт?

   - Прибегнет к помощи немцев? - рассудил Юрий отцовскими мыслями. - Отдаст им в заложники нашего Василия?

   - Хлопот будет рыцарям с заложником! - возразил Морозов. - Не проще ли Витовту с помощью Дмитриева наследника добиться союза с Москвой против Кракова?

У Юрия что-то оборвалось внутри. Словно воздушный дворец, как коломенская церковь, обрушился. И легче стало от этого, вздохнулось вольнее. Ощутил себя прежним, безмятежным, до дня безгрешным.

   - Кто нынче у татуньки в первых советниках? - спросил он.

   - Сам, поди, знаешь, кто, - отвечал Морозов. - Фёдор Андреевич Кошка да Фёдор Иванович, сын казнённого Вельяминова, да Константин Дмитриевич Шея, внук Чётов...

   - Ты, - быстро перебил княжич, - тебя, коли приму власть, сделаю первым своим советником!

Семён Фёдорыч усмехнулся в светлые усы:

   - Что ж, история - сосуд мутный. Может быть, золотой венец падёт и на твою главу. Изволишь, - проси совета. Скажу, чем умудрил Бог.

По дорожке, крытой палыми листьями, к ним крупно шагал Борис Галицкий.

   - Хорошая весть! - ещё издали крикнул он. - Только что по Смоленской дороге прибыл гонец: княжич Василий Дмитрич едет домой! Он уже между Вязьмою и Можайском.

Юрий с Морозовым быстро пошли встречь благому вестнику.

Златоверхий терем кипел внезапными большими приготовлениями. Женская половина звонкими голосами постельниц, мамок и сенных девок напоминала птичник. С некоторых пор у Юрия не один, а два младших братца: пятилетний Андрей и двухлетний Пётр, с коим ныне возится переимчивая мамка Домникея. Её-то тепла и недоставало в этот час Юрьевой смятенной душе. Первой на его позов выбежала постельница, рябая Анютка. О Домникее поведала:

   - Нету. Как где возникнет, скажу, что звал.

В своей комнате княжич устроился не на ложе, на жёсткой лавке. Впал в тяжкие размышления: закогтил и не отпускает нечистый, лезет с грешными мыслями, столь грешными, что и духовнику не откроешь. Откуда напасть такая? Что за судьба предначертана? Поневоле пришло на ум случайное воспоминание, кажется, тётки Анны о том, что в лето его рождения совсем не шло дождя, скот и люди умирали от жары и засухи на Руси и в Орде. Тогда, как и нынче, плохое знамение было на солнце.

Юрий терзался изъянами внутренней своей сути. Внезапно пришла облегчающе простоя мысль: не родовые ли это пятна? Недавно Морозов между прочим сказал, что своенравие нашей природы отражается в русском характере.

Мы любим дразнить счастье, играть в удачу, выглядим лучше на людях, нежели сами с собой. А, возможно, это лишь кажется при растерянном разуме?

Окно потемнело, как давеча при затмении. В дверь заскреблись.

   - Войди, кто там, - откликнулся Юрий.

Вошла Домникея с подсвечником, поставила на стол. Не дала книжку читать, сама стала на колени у его изголовья.

   - Изголодалась по тебе, свет мой! Без счету дён не видела своего дитяти.

   - Уж не дитяти, - возразил он. - Скорей глупого недоросля.

Сокровенный женский взор встретился со смутившимся взглядом княжича.

   - Ты для меня дороже родного сына, - жарко промолвила Домникея. - Всегда красивый, всегда умный и не по возрасту взрослый.

Он порывисто обнял её.

   - И ты мне - человек ближе всех. Выслушай, Домникеюшка, исповедь, утоли сердечную боль. Отри слёзы, как в детстве, с души моей.

Запинаясь, выложил свои мысли, все до единой, до самой скверной.

Бывшая мамка погладила его кудри, потом крепко поцеловала в лоб.

   - Вот я и выбрала из тебя тягость до последней капли. Веруй: дурного не мыслил, не желал никому никакого зла, а если что пришло в голову против воли, - это дело людское. У иных и не то бывает.

   - У Ягайлы, бывшего Якова, - вспомнил Юрий, - а теперь Владислава[16].

   - Не ведаю сих имён. Бог с ними! - Домникея перекрестила княжича. - Накрепко запомни: пылкий возбуждает раздор, терпеливый утишает распрю. Читай чаще Святое Писание. Будь кроток и до зела смирён. Не зря апостол Павел внушает: «Человек Божий... преуспевай в терпении». Вот и терпи, мой ангел. От терпения - опытность, от опытности - надежда. Помни слова евангелиста Луки: «Терпением вашим спасёте души».

   - Что терпеть? - спросил Юрий, хотя прекрасно знал, что.

   - Всё терпи, - зашептала на ухо бывшая мамка. - И мой слабый разум, и мои опостылевшие ласкания...

   - Хитрая Домникейка! - прижался он к пахнущей полевыми цветами щеке. - Выжимаешь из меня лестные слова! Откуда от тебя сегодня особенная душистость?

   - От мыленки, - призналась она. - Купец-сурожанин пахучую водицу привёз. Нюхнёшь, - и будто сахар вкусила.