Едучи, князь листал память, как книгу, искал время, когда в последний раз видел матуньку. Ныне июнь, седьмой день, вторник. А пять месяцев тому, в январе, сидел рядом с ней в доме Вельяминовых. Сын покойного бывшего тысяцкого Василья Васильича, ближний боярин государя-братца, Полиевкт выдавал дочь за Петра Дмитрича. Помнится, тогда ещё великая княгиня сказала: «Вот и все мои сыновья женились». Юрий же возразил: «Константина забыла». Евдокия Дмитриевна тяжело вздохнула: мал удел у младшего - Тошна да Устюжна. Не успел отец как следует оделить родившегося перед самой своей кончиной. «Государь отправляет его воеводой во Псков. Через месяц отбудет», - сказала мать опечаленно. Недолюбливал Василий последыша, хотя и не показывал виду: нрав был у Константина крут. Теперь он из дальних далей не поспеет на матунькины похороны. Погребут без него. Печаль, да и только!
Из монастырской привратницкой старая монахиня проводила князя в деревянную церковь, что рядом с соборной каменной, недавно заложенной стараниями Евдокии Дмитриевны, ещё недостроенной. Матунька завещала схоронить её в новом храме, уж каков есть. Доведут своды, покроют, будет лежать в завершённом. Помнится, государь в ответ на её просьбу решил, что новый храм Вознесения станет усыпальницей всех великих княгинь.
У гроба собрались сыновья во главе со старшим. Юрий склонился, припал к освящённому венчику на лбу матери. Смерть разгладила все морщины. Инокиня Евфросиния вновь выглядела красавицей Евдокией тех времён, когда показывала Юрию и Василию вериги на своём теле.
«Боже мой! - билась мысль в сыновней голове. - Зачем создаётся столь немыслимая красота на земле? Есть лица - глаз не отведёшь; цветы - не налюбуешься; сочетание трав и дерев, - колдовски влекущие своим видом. Зачем? Чтобы тут же исчезнуть? Для кого? Для непостижимого и незримого?»
Юрий при малейшей возможности рад был любоваться красотой матери, да мало выдавалось таких минут! Теперь свято береги образ в памяти, чтобы не затуманился, не истёрся.
Игуменья объявила: отпевание будет здесь же. А затем - погребение в каменном недострое.
Василий сел в Юрьеву карету. Пётр с Андреем отъехали верхом. Улицы Кремля, за день протопленные солнцем, источали тепло и вкусные запахи, ибо пришёл час вечери. Юрий посетовал, что древний обычай хоронить усопших до наступления ночи порой вынуждает к излишней спешке. Василий сказал, что вчера был у матери. Чувствовала себя неважно. А всё же - ранняя смерть! Годы-то небольшие: полвека - разве это жизнь?
Остановились у великокняжеских ворот. Государь внезапно мрачно заглянул в глаза:
- Как мыслишь о нынешней страшной новости?
Полагая, что речь о кончине матери, Юрий не находил слов. Пожалуй, всё сказано.
- Я послал вестоношу в твой дом, - сообщил великий князь. - Хотя гонец был и утомлён. Ты видался с ним?
- Человека твоего видал, - растерялся Юрий.
Государь скривился от такого непонимания.
- При чём человек? Одноименец твой, тесть твой, Юрий Святославич, совершил неслыханное злодеяние.
Князь быстро вспомнил: как ему было ведомо, Юрий Смоленский не поладил с Великим Новгородом, привычный к самовластию, не потерпел веча, прислал к Василию с просьбой о дружбе, с изъявлением покорйости. Государь дал ему в наместничество Торжок, где он разделил власть с другом, князем Семёном Мстиславичем Вяземским. Всё шло хорошо. Оба прекрасно ладили. В чём преступление? Повоевал не там? Жестоко обошёлся с новгородцами? За это свет Настасьюшка, выслушав вестоношу, так бы не убивалась. Вот незадача! Пока сидел у больного Чешки, старший брат принял и переслал гонца. Анастасия в мужнино отсутствие встретила его и... нет конца слезам! Князь ничего не понимал.
- В реке, что ли, наполнял лодьи мёртвыми детьми? - вспомнился рассказ жены о гнусностях литовских, коих не было с тех пор, как стоит Русская земля.
- При чём река, при чём дети? - не знал такого случая старший брат. - Знаком ты с Семеоном Вяземским? Нет? Ну, Бог с ним. Не в князе дело, а в его княгине. Жена Симеонова именем Юлиания - ни в сказке сказать, ни пером описать! Женобес, тесть твой, воспылал вожделением к красавице.
- Осквернил ложе друга? - предположил Юрий.
- Если бы! - хмыкнул великий князь. - Преступление было бы вполовину меньше. Мерзкое, но хотя бы уж не кровавое. Да какое там! Пробовал соблазнять. Напрасно! Измышлял коварные хитрости. Тщетно! Короче, не превозмог женской добродетели. И вот в своём доме на весёлом пиру помутился разумом. Застолье было втроём. Дьявольским наущением безумец выхватил меч и насмерть поразил Симеона.
Юрий вспомнил Смоленск и промолвил:
- Одноименец мой в одержании бывает жесток!
Василий перевёл дух, прежде чем продолжил:
- Убийство Вяземского было только началом его жестокости. Мнил привести в ужас Юлианию, насильно овладеть ею...
Юрий закрыл руками лицо:
- Боже правый!