Оба центра литовских экономии – Гродно и Шавли (Шауляй) – наполнились толпами разноязычных специалистов, выписанных за хорошие деньги из-за границы, людей не всегда компетентных, и добросовестных, часто просто авантюристов. Тысячи королевских мужиков, во многих случаях уже освобожденных до того от барщины и переведенных на оброк, погнали обратно на барщину – строить, в условиях еще худшего гнета и более суровой дисциплины, чем до оброка. Крестьянских и мещанских детей силой отрывали от родителей, чтобы принудительно делать из них промышленных специалистов в Гродненской академии, возглавляемой французским профессором Жильбером из Лиона, или танцоров и певцов для придворного балета, руководимого балетмейстерами Морелли.
Строил Тизенгауз в темпе, по тем временам молниеносном, но не очень толково, почитая для себя делом чести вводить в Литве каждую новинку, о которой слышали люди, возвращающиеся из-за границы, даже не задумываясь над действительной надобностью того или иного нововведения. За пятнадцать лет он построил двадцать три фабрики и два больших фабричных поселка в Лососне и Городнице под Гродно. На этих фабриках производились самые разные вещи – и предметы первой необходимости, и предметы самой изысканной роскоши: сукно, полотно и персидские ковры; шляпы, чулки и золотые галуны для офицеров; шпильки, иголки и голландские кружева для дам; современные кареты и игральные карты. Он ставил мельницы, пивоварни, маслобойни, механические мастерские, красильни для тканей и кожи. Открывал собственные текстильные магазины и галантерейные лавки. Это была революция, какой окружающая Гродно литовская пуща не видала со времен, когда в ней по приказу литовского князя Ягеллы разрушали алтари языческих богов.
В первые годы великой стройки делу Тизенгауза сопутствовала поддержка всех прогрессивных людей Польши. Новые промышленные поселения под Гродно приводили поляков и литвинов в изумление небывалым размахом и сверхсовременным стилем. «Лососня предстала передо мной местом настоящей цивилизации, – восхищался прогрессивный публицист Юзеф Выбицкий. Городница могла бы находиться и в Голландии».
Несколько иначе относились к делу Тизенгауза наблюдатели более объективные и искушенные. Английский путешественник Кокс, который в это время посетил промышленные районы под Гродно, заметил нелепость сосредоточения в одном месте слишком многих фабрик и организационный хаос, характерный для этого большого предприятия. На лицах людей, «работающих по принуждению, а не по желанию», он видел такую глубокую тоску, что сердце его разрывалось от боли.
Впрочем, даже сам Юзеф Выбицкий, пламенный сторонник и апологет Тизенгауза, вынужден был позднее со скорбью признать, что подскарбий «…не шел к зарождению и развитию культуры постепенно, а хотел в литовских пущах сразу цветущую Голландию зреть, каковая веками исподволь к своей зрелости подымалась». Тогда как «…наша земля не была еще предуготована принять брошенные в нее семена стольких экономическо-политических благ. С одной стороны, зависть, с другой темнота, неприятельница любой, самой полезной новости, ополчились на дело подскарбия, а когда он, стремясь проложить прямые дороги и расчистить изгнившую глухую пущу, затронул родовые гнезда магнатов, то сразу поднялся вопль: „Тизенгауз тиран, Тизенгауз деспот!“
В свете позднейших исторических исследований в сопоставлении с трудно опровержимым языком цифр приязненная критика деятельности подскарбия звучит весьма и весьма мягко.
Историки, признавая несомненные таланты Тизенгауза и не оспаривая его патриотических побуждений, обвиняют его почти во всех преступлениях, в которых только можно упрекнуть плохого министра. Очарованный картиной своей цветущей Голландии, «литовский царек», как его повсеместно называли, не считался ни с кем. и ни с чем. Во главе своей личной гвардии, состоявшей из полудиких боснийцев, он врывался в имения королевских должников и силой присоединял их к экономии. Нарушал право личной собственности и ограничивал гражданские свободы. Оказывал давление на суды, вынуждая судей под угрозой военного вмешательства выносить несправедливые приговоры в свою пользу. Ворочал огромными государственными средствами, распоряжаясь ими без всякого контроля и счета.
Через несколько – лет такой деятельности Антоний Тизенгауз стал самым ненавистным человеком в Литве. Жители экономии, которых он принуждал к рабскому труду и у которых отбирал детей, называли его «дьяволом». Консервативные магнаты издевались над его промышленной революцией и считали его опасным безумцем. Патриотов он отталкивал тем, что был послушным оружием короля и выполнял для него самую грязную политическую работу.