Плен одиночества

Рината затянула шнурки, перевязала вокруг ботинка и надёжно закрепила их. Поднялась со скамейки и потянулась. Волосы её были забраны в высокий пучок, глаза чуть подкрашены, на губах — бледно-розовая помада. Ну что не сделаешь ради того, чтобы хорошо выглядеть перед этими чертовыми камерами! Она же всё-таки чемпионка. Олимпийская. Двукратная. А потом ещё интервью. Вот это и было самое страшное. Рината понимала, что к её персоне внимание сейчас повышенное. О ней говорят все, кому не лень, пытаются вытащить скелеты не только из её собственного шкафа, но и из шкафов всех её родственников. И если в России дела обстояли проще — влияние Бердникова помогало предотвратить большую часть нежелательных вопросов, то тут…

Рината проехалась вдоль борта, снова посмотрела на Николаса. Тот что-то сказал одному из представителей телеканала и направился к катку. Сделав несколько разминочных упражнений, Рина зашла на прыжок. Скрутила три оборота и плавно выехала. Она намеревалась восстановить форму и все прыжки к чемпионату России в конце декабря. Целью её на текущий сезон было занять там место в тройке и отобраться на главные старты — чемпионат Европы и мира. И она даже мысли не допускала, что что-то может пойти не по плану. Ну уж нет. Николь росла и уже начала улыбаться. Вместе с Николь, вместе с улыбкой, что та ей дарила, в Рине росла и её решимость. Она снова вернется и докажет. Кому и что — неважно. Лёд — её стихия. А дочь — её сила.

Рината откатала для съемок несколько кусков из произвольной программы, которую они поставили вместе с Артёмом неделю назад. Образ Анны Карениной. История больной любви, история помешательства… История, закончившаяся трагедией. Каждый раз, катая эту программу под музыку, Рината проникала в неё, срасталась с ней. Волей-неволей она ассоциировала себя с героиней романа. Что могло быть лучше? Катать помешавшуюся на любви женщину. Она хотела чёрное платье. Чёрное, с открытыми плечами, и черные кружевные перчатки. И высокую причёску. Душа требовала тёмных тонов — она сама вся была в этой темноте.

В заключение её, как и планировалось, попросили ответить на несколько вопросов журналистов. Они расположились в кабинете Ника. Усевшись за его стол, Рината поправила выбившуюся прядку, одёрнула олимпийку с российским триколором и, гордо вскинув голову, приготовилась к атаке. Но атаки не последовало. Журналистка задала один единственный вопрос, на который она могла бы не отвечать. Просто встать и уйти. Но она не сделала этого. Не ушла. И на вопрос не ответила. На него ответил сидевший чуть поодаль Николас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Кто отец вашего ребенка, Рината? — спросила журналистка в то время, как на Рину был нацелен беспристрастный глаз камеры.

— Я.

Ник сказал это так убедительно, что на мгновение Рината и сама поверила ему. Взглянула с непониманием, качнула головой, но он, казалось, не видел её. Смотрел на представительницу канала и улыбался.

— Мы с Ринатой вместе. И прошу больше не обсуждать эту тему.

США, Сан-Франциско, апрель 2021 года

Тогда он спас её. Спас от постоянных расспросов, пересудов, домыслов, и она была ему благодарна. Общественность еще немного обмусолила тему их отношений и успокоилась. Успокоилась и она сама. Потому что смс Крылов ей больше не слал и в жизни её не мелькал. До поры до времени.

— Ты неисправима, Рината. — Донесшийся до Ринаты голос принадлежал Николасу. — Как всегда на льду…

Она резко обернулась и, не двинувшись с места, громко произнесла:

— Я думала, ты уже дома.

— Я был дома.

Ник подошел к борту и оперся о него локтями. Расстёгнутое тёмно-серое пальто, виднеющаяся под ним белая рубашка… Он смотрел на неё прямо и спокойно. Будто бы ничего не случилось, будто бы он ещё ничего не знает, будто бы есть ещё надежда хоть что-то спасти. Но то была иллюзия. В глубине его взгляда она видела огоньки пламени. Выдохнув, подкатила к нему. Остановилась в нескольких десятках сантиметров от борта, опустила руки и тихо произнесла:

— Я хотела поехать к тебе, но…

— Не хватило смелости, — уголок его рта дернулся.

Ник продолжал смотреть ей в глаза, и Рината ощущала, как он буквально пробирается ей в душу, без труда отпирает замок в потайную комнатку и заходит туда. В потайную комнатку её души, куда она никого не пускала. Никого. Но он не нуждался в её позволении. Просто отпирал дверь и заходил. И видел гораздо больше её самой. Как тогда, осенью четырнадцатого, когда сказал о том, что он отец Николь. Он видел, как ей плохо, как её выкручивает, видел её слезы, видел её опустошение. Она ему ни о чем не рассказывала — он понимал без слов.

— Покатайся для меня, — попросил Ник.

Рината не двинулась с места. Он был сложным, многогранным, и порой она не могла понять его. Только почувствовать.

— Я так понимаю, мы не скоро снова увидимся, — пояснил он.

— Ник…

— Покатайся для меня, моя чудесная Рината.