Родители встретили их с улыбкой и вроде бы распростёртыми объятиями. Однако Ринату это напускное радушие не убедило. Она кожей чувствовала взгляд отца, прожигающий её до самого нутра в тот момент, когда они с Никой, Серёгой и мамой поднимались наверх. Мать тоже была слишком любезна. Разве что видеть внучку рады они были искренне. Серега так вообще прыгал от восторга. Так и норовил утянуть Нику на задний двор, чтобы показать Симбу. Та тоже, едва увидев своего дядю, взбодрилась и уставшей уже вовсе не казалась. Рината настояла на том, чтобы они сначала переоделись и пообедали. Дети, синхронно вздохнув, покорились её воле. Говоря откровенно, она вовсе не была против, чтобы Ника ушла с Сережкой, однако… просто не хотела оставаться с бросающей на неё укоризненные взгляды исподтишка матерью. А уж если и отец подключится… Тяжелого разговора не избежать — родители еще не отошли от цыганочки с выходом, устроенной Крыловым на собрании, а после и на пресс-конференции. Благо, от «беременности» своей в глазах родителей она избавилась, иначе Владимира Николаевича точно удар бы хватил. Нет уж, не доставит она Крылову такого счастья как несчастье своей семьи. Этот вопрос решился короткой смской матери. А вот с кольцом на пальце так просто справиться не получится. И с нацеленными на неё родительскими взглядами. Угрюмым отца и тяжелым — мамы.
— Мама, ну теперь можно? — Николь, допив уже порядком подостывший сладкий чай, сползла со стула. Взялась за протянутую Серёгину ладонь и сдвинула тёмные бровки.
Рината посмотрела на дочь, потом на брата и улыбнулась. Они были как небо и земля, как огонь и вода. Светленький Сергей и черноволосая Николь. Дядя и племянница с разницей в возрасте в три месяца. Правда характеры что у одного, что у другого те ещё. Дадут бой любому. Оба бойкие, упрямые, но бесконечно любящие и ласковые. Они с мамой называли их котятами. Маленькими породистыми котятками с острыми коготочками.
— Можно, — кивнула наконец Рина, отпуская дочь.
В конце концов, ребенком прикрываться вечно она не сможет, а Бердников, сидящий напротив и медленно поцеживающий свой крепкий чай, уже разве что копытом не бьёт от нетерпения.
Когда дети убежали во двор, Рината повернулась к родителям и, прежде чем кто-то из них успел открыть рот, сходу заявила:
— Если вы хотите попытаться мне сейчас прочитать мораль, я не настроена её слушать. Вы, Владимир Николаевич, — посмотрела на отца, — считаете Игоря Крылова недостойным человеком. Я…
— Я считаю его подлецом и мерзавцем! — вспылив, воскликнул Бердников, прерывая её речь. — Как ты вообще додумалась выйти за него замуж, Рината?! Ты хоть понимаешь, что это значит?!
— Папа, если бы не понимала.
Выдохнув, Рината поймала на себе взгляд матери. Та молчала. Смотрела на неё и молчала. И Рине было гораздо хуже от этого молчания, чем от криков отца.
— Что, мама? — не выдержав, вскинула она брови. — Что ты хочешь спросить?
— Игорь ведь отец Николь, да? — негромко задала вопрос Богославская.
На несколько секунд в кухне повисла тишина. Рина посмотрела в сторону, в стенку над раковиной, где стройным рядом висела кухонная утварь — лопаточка, шумовка, венчик.
- Да, — наконец отозвалась она. Она готова была смотреть куда угодно, только не в глаза матери.
— Рината… Господи… — через силу выдавила Алла и вдруг, с шумом отодвинув стул, встала из-за стола. Шагнула к Владимиру и заговорила: — И ты знал, Бердников. — Не вопрос — утверждение.
— Алла…
— Хватит! Вы меня за дуру держите оба?! — окинула гневным взглядом Рину, потом снова уставилась на мужа. — Рассказываете мне сказки про совершенно невероятную любовь Ринаты к Нику. А я и правда дура, — горько хмыкнула она. — Поверила ведь.
Алла повернулась, подошла к чайнику и, сама не зная зачем, наполнила его водой из графина. От нахлынувших чувств всё в ней кипело, и вода едва не расплескалась. Несколько капель упало на столешницу. Поставив чайник кипятиться, она вновь посмотрела на дочь.
— Зачем ты вышла за него замуж, Ринат? — Острый, колкий взгляд, под которым Рина чувствовала себя самой последней дрянью.
— Так получилось, мам.
— Что значит «так получилось»?! — взревел в неконтролируемом бешенстве Бердников.
— А ты молчи! — прикрикнула на него Алла. — Ты снова мне врал, Володя! Снова скрыл правду, а я… дура, поверила тебе.