Плен одиночества

Не отпуская взгляда, Игорь, не глядя, поставил чашку с практически допитым кофе на стол и обхватил ладонями её лицо. Он знал, что она улетела в этот чертов Сан-Франциско. Знал и в бешенстве метался в стенах этой квартиры, думая о том, что она там, с проклятым Демаре. Первым его порывом было броситься следом, забрать её, вернуть обратно в темницу, коей стал для неё его дом. В его собственную тюрьму. Место, где заперты их мечты. И хоть с десяток раз выбрось всю мебель и поменяй цвет стен — эта квартира так и останется их личным подземельем. Для неё и для него. Навечно.

И всё-таки он не поехал. Не звонил ей и не писал. Постарался успокоить себя тем, что она всё равно вернётся. Рано или поздно, потому что на её пальце его кольцо. Знак принадлежности ему. Его клеймо.

Игорь коснулся ладошки Рины, её безымянного пальца с тоненьким колечком, накрыл своей и сжал. И не переставая смотрел на неё. Он безумен рядом с ней, ему сносит крышу, он совершает абсолютно бездумные поступки. Рядом с ней. Ради неё. Но, может быть, на этот раз его поступок стал той нитью, что связала их? Это чёртово желание, сделавшее Ринату Бердникову его женой.

Его руки опустились на её хрупкие плечи. Игорь погладил её, легонько стиснул. Им не нужны слова. Слова у них не получаются. Всегда не те, они только откидывают их друг от друга. Взгляды — вот для них настоящее. Отражение души, чувств, томящихся в сердцах, что до сих пор бьются в унисон.

Кто первый не выдержал уже и не понять. Неистовый поцелуй, сметающий преграды, животная, неподконтрольная страсть обладать друг другом. Игорь сгрёб волосы Ринаты и намотал на кулак. Потянул. То ли застонав, то ли зашипев, она с готовностью откинула голову, открыла ему шею, ключицы. Тонкие пальцы блуждали по его груди, расстёгивали пуговички на чёрной рубашке.

Игорь дернул поясок, и полы халата, раскрывшись, дали ему возможность коснуться её нагого тела. Эта стерва даже нижнее бельё не потрудилась надеть! Знала. Хотела… Оттолкнуть бы её, прогнать, расхохотаться в лицо, добавить балл в копилку своих побед и её поражений. Только кто в этом случае останется проигравшим? Шёлковый халат скользнул по узким плечам и упал к ногам. Игорь окинул её взглядом. Всю её. К черту! К чёрту! И, снова прижав к себе, нашел губами её губы. Покусывая их, сжал ее тело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Все доводы холодного расчёта были сметены лавой желания. Острого и простого. Желания обладать ею в самом примитивном смысле. Волосы её были чуть влажными и пахли персиком. И вся она, тёплая и влажная, пахла персиком. Он зарычал. Растворить бы её в себе, чтобы больше никогда не смела. Что? Не смела оставлять его? Смотреть на других мужиков? Вести себя так, будто бы он ниже её, хуже неё, будто бы он для неё ничего не значит? В койку к другим нырять? Да он понятия не имел! Только в голове билось «моя-моя-моя».

Схватив за локоть, Игорь толкнул Ринату к столу. Она попятилась, ударилась ягодицами. Стол чуть дрогнул, и стоявшая на самом краю чашка упала на пол. Ручка, отколовшись, стукнулась о стену, а оставшийся кофе выплеснулся тёмным пятном. Рината, оперевшись о стол ладошками, чуть прогнулась назад. Тонкая шея, ключицы, маленькая прекрасная грудь… Он схватил её за волосы и заставил выгнуться сильнее, улечься. Вот так. Короткий поцелуй на губах, ниже — к груди. Язык на твёрдом соске.

Протяжно застонав от накатившего удовольствия, Рината запустила пальцы в его волосы. Притянула к себе ещё теснее. Почувствовала его усмешку и с силой сжала короткие прядки. Как же ей не хватает его кудряшек…

Игорь зашипел. Мигом приподнялся над ней, посмотрел в глаза. Взгляда она не отвела — только не сейчас. Ноябрьское небо Питера в его глазах и льдинки горного хрусталя в её. Серебристые крапинки вспыхнули огоньками, выдох с припухших приоткрытых губ. Изогнувшись, она потянулась к его брюкам. Он снова усмехнулся и, перехватив её руки, сжал запястья. С силой, до боли. Нет, сегодня она не будет главной. Она вообще больше не будет главной. Никогда. Он не даст ей такой возможности.