Плененный любовью

Это был просто ужасный сон, возвращение одного из кошмаров, которые годами преследовали Кейт с того самого ужасного дня. Они были разными, иногда такими, как этот, где солдат насиловал ее мать, а Кейт все била и била его, но он не умирал. Иногда она была в колодце, голодная и умирающая от жажды. И вся радость и облегчение от того, что ее нашли, превращались в ужас, когда оказывалось, что вниз на нее смотрит лицо не Грегора, а того солдата. Но самым худшим был кошмар, произошедший в реальности, медленно проигрывающий в ее голове ужасные секунды смерти матери в мельчайших деталях.

Кейт думала, что избавилась от кошмаров навсегда, но понадобилось лишь увидеть того человека, чтобы они вернулись. Глубоко в душе она знала, что они не исчезнут, пока солдат не заплатит за содеянное.

Внезапно разозлившись на себя за слабость, она отодвинулась от груди Грегора – его голой груди, как она только что поняла, – и вытерла глаза рукавом ночной сорочки.

– Прости. Не знаю, что на меня нашло.

Грегор отпустил ее.

– Тебе приснился кошмар.

Его взгляд переместился на распахнутую дверь. Стыд увеличился десятикратно. На небольшой площадке за дверью, кажется, скопилось полдома. В свете факела, укрепленного на стене за дверью спальни, Кейт увидела обеспокоенные лица Этти, Лиззи, Пипа и двух охранников Грегора, Брайана и Кормака.

– Все в порядке, – сказал Грегор. – Возвращайтесь в свои комнаты. Она со мной.

«Она со мной». Хотя Кейт знала, что это ничего не значит, сердце все равно екнуло.

Стало темнее, и толпа рассеялась. Грегор встал зажечь свечу от жаровни и подбросить еще торфа в раскаленное жерло. Он закрыл дверь и снова сел на постель рядом с Кейт.

Неожиданно смутившись, она почувствовала, как распаляются щеки под его пристальным взглядом. Температура в комнате, кажется, взлетела от суровой зимы до жаркого лета за несколько секунд. Кейт стало жарко, и она знала, что это не из-за жаровни, а от того, что они наедине в маленькой спальне. Разумеется, широкая мускулистая грудь, поблескивавшая при свете свечи и словно занимавшая каждый дюйм свободного пространства, только усиливала ее смущение.

Господи боже, как ему удалось добиться такого рельефа? Кейт могла пересчитать все линии на его животе, ради всего святого!

Он и впрямь был великолепен.

«Но ему на тебя плевать». Напомнив себе, что случилось раньше и о его планах избавиться от нее, Кейт сжала рот и оторвала взгляд от вызывающих жар мускулов.

– Я в порядке, – резко сказала она. – Прости, что разбудила. Можешь возвращаться в постель.

Он взял ее пальцами за подбородок и посмотрел ей в глаза.

– Никуда я не пойду. Ты все еще дрожишь. – Так и есть, поняла Кейт. Черт, я все еще дрожу. – Ты меня до смерти напугала. Ты кричала, словно в агонии. – Так оно и было. В агонии от того, что была не в состоянии ничего сделать, когда ее мать изнасиловали и убили у нее на глазах. – Солдаты? – спросил он.

Кейт кивнула.

– Хочешь об этом поговорить?

Она посмотрела в прекрасные зеленые глаза, чувствуя, как тает сердце, и покачала головой. Кейт точно не хотела говорить об этом солдате сейчас, когда Грегор так ее держит. Может, это ее последний шанс.

Воздух в комнате словно изменился, стал гуще и наполнился странным гулом. Его взгляд потемнел, а прозвучавший голос стал ниже.

– Чего ты хочешь, милая? Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?

«Милая». Ее сердце сжалось. Грегор уже второй раз это сказал. Он никогда не называл ее ласково – никогда. Может, это что-то значит? Может, нежность в его взгляде просто отблеск свечи или Кейт следует поверить тому, что она видит?

Есть только один способ узнать. Она сказала ему правду.

– Я хочу, чтобы ты обнял меня и поцеловал. Я хочу, чтобы ты заставил меня забыть.

Грегор замер и проклял себя за очередную глупость. Чего, черт возьми, он ожидал? Он знал, что не должен задавать вопрос, на который не хочет услышать ответ. Но вот Кейт сидит в его руках – практически у него на коленях – с большими темными глазами, блестящими от слез, лицом, все еще бледным и больным от ужасных воспоминаний ночного кошмара, выглядящая такой уязвимой, какой он давно ее не видел, и Стрела в жизни не чувствовал себя так чертовски беспомощно. Он сделал бы что угодно, чтобы ей стало лучше. Что угодно, чтобы стереть эти воспоминания из ее разума и позволить ей забыть. Вот он и задал свой дурацкий вопрос.

Господи помилуй, Кейт понятия не имеет, о чем просит. «Поцелуй меня. Заставь меня забыть». Как будто это так просто, когда от одного взгляда на нее, смотрящую снизу вверх, его пульс подскочил, а кровь закипела, как в жерле вулкана. Грегор хотел сделать гораздо больше, чем просто поцеловать ее. Гораздо дьявольски больше. И он не решался прикоснуться к ней. Стрела, человек, который никогда не терял контроля и всегда точно знал, что делает в спальне, понял, что смотрит на женщину, которая может его сломать.

Каждый инстинкт в его теле встал на дыбы и кричал «опасность!» – сообщая, что если поцеловать ее среди бела дня было глупо, то надо совсем спятить, чтобы сделать это в темной комнате наедине и когда они оба едва одеты.