Плененный принц

Спасибо моему писательскому кружку – Изиле, Канеко и Тевир – за мысли, замечания, предложения и поддержку. Это счастье – иметь таких друзей-писателей, как вы!

И наконец, спасибо всем, кто прочел «Плененного принца», когда он существовал только онлайн. Спасибо за вашу щедрость, ваш энтузиазм и за то, что дали мне возможность представить эту книгу миру.

Обучение Эразма

Пробудившись утром на липких простынях, Эразм не сразу понял, в чем дело. Сон медленно таял, оставляя ощущение тепла. Юноша дремно шевельнулся: от удовольствия тело казалось разморенно-тяжелым. Уютная стлань ласкала кожу.

Позднее, когда Пилей откинул стлань, то мигом обо всем догадался и отправил Делоса звонить в колокол, а мальчишку-гонца – во дворец: тот умчался сверкая пятками.

Эразм встал, затем опустился на колени, припав лбом к каменному полу. Он не решался поверить, но в груди расцветала надежда. Всем своим существом он осознавал, что простыни забирают с его ложа, бережно сворачивают и перевязывают золотой лентой в знак того, что наконец-то – ну наконец-то! – это случилось.

«Тело не поторопишь, – мягко сказал ему однажды старик Пилей. Эразм вспыхнул при мысли, что томление отразилось у него на лице. Но ведь он желал этого каждую ночь, желал, чтобы это случилось прежде, чем взойдет солнце, и он станет на один день старше. С недавних пор томление изменилось: пением перебираемых струн оно разносилось по всему телу.

Над садом Нерея зазвенел колокол: это Делос дергал за веревку, и Эразм с бешено бьющимся сердцем поднялся, чтобы проследовать за Пилеем в купальни. Он чувствовал себя слишком высоким и нескладным.

Он был слишком взрослым для случившегося – на три года старше самого старшего из носивших ученические шелка до него. И это вопреки страстному желанию, чтобы тело наконец должным образом засвидетельствовало его готовность.

В купальнях стало душно, потому открыли паровые краны. Сперва Эразм отмокал в купели, затем его положили на белый мрамор – кожа пропарилась так, что теперь словно пульсировала от клубящихся в воздухе ароматов. Лежал он в смиренной позе, скрестив руки над головой. Порой ночами Эразм отрабатывал эту позу у себя в комнате, словно стараниями мог воплотить мечту в жизнь. Его тело расслабилось на гладком камне.

Эразм грезил об этом миге. Поначалу с волнением, потом с нежностью, а спустя годы – с томлением. Он грезил, как во время ритуальных процедур будет лежать неподвижно, совершенно неподвижно. Как под конец церемоний запястья ему свяжут золотой лентой со стлани, а его самого переложат на крытые носилки с подушками. Грезил, что ленту завяжут воздушным узлом, какой, кажется, способен развязаться от малейшего вздоха, а значит, шевелиться будет нельзя. Он грезил, что его недвижным отнесут во дворец, где начнется обучение. Неподвижную позу он тоже отрабатывал, сводя запястья и лодыжки вместе.

Из купален Эразм выбрался разомлевшим, размякшим от жары, и, когда склонил колени в ритуальной позе, тело было гибким и податливым. Нерей, хозяин сада, расправил простыни, все восторгались пятнами, коленопреклоненного Эразма обступили младшие мальчики с ласковыми прикосновениями и дарами – его целовали в щеки, вешали ему на шею венки из белой ипомеи, затыкали за уши ромашки.

Представляя себе этот ритуал, Эразм не мог представить, что проникнется каждым его мгновением: скромным букетиком, который протянул Делос; дрожащим голосом старого Пилея, произносящего священные слова. Скорое расставание делало каждую мелочь необыкновенно дорогой. Переполняемый чувствами, Эразм поднялся с колен. Ему хотелось крепко обнять Делоса на прощание. Хотелось броситься вон из тесной комнатки с голой кроватью, которую он покинет навсегда. И свои маленькие сокровища ему тоже придется покинуть, например, вазу с цветами магнолии, что стояла на подоконнике.

Эразм вспомнил день, когда колокол звонил для Каллия, вспомнил долгие объятия – прощаясь, они не хотели друг друга отпускать. «Скоро колокол прозвонит и для тебя, – сказал тогда Каллий. – Я точно это знаю, Эразм». С тех пор минуло три лета.

Желанный момент не наступал так долго, а сейчас события развивались слишком стремительно: младших отослали с вестью; засовы отодвинулись, двери распахнулись.

Тут в переднюю вошел мужчина.

Эразм понял, что вновь опустился на колени, лишь коснувшись лбом холодного мрамора. Угрожающий силуэт застывшего на пороге поверг его на пол. Эразма поразили темные волосы, обрамляющие лицо с хищными, как у орла, чертами. Бицепсы, бугрящиеся под кожаными ремнями, загорелые бедра, не скрытые ни высокими сандалиями, ни кожаной юбкой, – все источало силу. Эразм хотел посмотреть снова, но не решился оторвать взгляд от мраморных плит.

Пилей обратился к гостю с подобающим почтением: сказывалась прежняя служба при дворе, но Эразм едва его слышал. Кожа пылала огнем, и он не улавливал сути разговора. Не ведал он, и сколько времени прошло, прежде чем мужчина ушел, и Пилей стал уговаривать его поднять голову.

– Ты дрожишь, – сказал Пилей.