Пленённая принцесса

На пятый день горничная не приносит мне ни завтрака, ни обеда. Вместо этого она входит в мою комнату во второй половине дня, держа в руках чехол с зеленым шелковым платьем. Девушка начинает наполнять горячей водой гигантскую старинную ванну на львиных лапах и жестами велит мне раздеться.

— Ни за что, — говорю я, скрещивая руки на груди.

Каждый раз, приняв душ, я надеваю одну и ту же грязную одежду, отказываясь переодеваться во что-либо из шкафа.

Горничная вздыхает и выходит из комнаты, возвращаясь через пару минут с темноволосым здоровяком.

Я сразу узнаю его. Это тот урод, что притворялся, будто хочет починить мою машину, а затем сделал мне укол. Я леденею при мысли о том, как он трогал меня своими большими мясистыми волосатыми руками, пока я была без сознания.

Мне не нравится, как громила расползается в улыбке при виде меня. Его зубы слишком квадратные и слишком белые. Он похож на куклу чревовещателя.

— Раздевайся, — приказывает мужчина.

— С чего бы? — спрашиваю я.

— Потому что босс так сказал, — рычит он.

Когда кто-то велит мне что-то делать, мне сразу хочется подчиниться. Именно так я привыкла поступать дома и в танцевальной студии. Я следую указаниям.

Но не здесь. Не с этими людьми.

— В отличие от тебя, я не держу ответа перед твоим боссом, — говорю я.

Горничная посылает мне предостерегающий взгляд. Судя по тому, какую дистанцию она держит между собой и темноволосым, можно предположить, что девушка от него не в восторге. Ей хочется предупредить меня не связываться с ним, дать понять, что учтивость — не его конек.

Я и сама догадываюсь об этом. Сколь бы неприятен ни был монстр, похитивший меня, он хотя бы производит впечатление неглупого человека. Темноволосый же с этими своими бровями и тяжелым насупленным взглядом выглядит как настоящий неандерталец. Глупые люди не умеют широко мыслить. Они всегда выбирают насилие.

— Вот какая штука, — говорит верзила, недовольно хмуря брови. — Клара здесь, чтобы помочь тебе принять ванну и одеться. Если ты не позволишь ей этого сделать, тогда я лично раздену тебя догола и собственноручно намылю. И я точно не буду столь деликатным, как Клара. Так что сейчас в твоих же интересах быть паинькой.

При мысли об этом гамадриле, атакующем меня с куском мыла, мне становится дурно.

— Хорошо, — резко бросаю я. — Я приму ванну. Но только если ты уйдешь.

— Ты не в том положении, чтобы выдвигать условия, — смеется громила, кивая своей гигантской головой. — Я должен контролировать процесс.

Боже, меня тошнит при взгляде на его самодовольную рожу. Он не увидит, как я сажусь в ванну. Только через мой труп. Что бы сделала Мэри Леннокс?

— Если вы попытаетесь надеть на меня это платье, я изорву его на клочки, — спокойно предупреждаю я.

— У нас куча платьев, — отвечает гамадрил так, словно ему плевать.

Впрочем, я вижу, что он раздосадован. В инструкции верзилы входило заставить меня надеть именно это платье, а не любое.

— Убирайся, и Клара поможет мне одеться, — настаиваю я.

Самодовольное выражение сползает с его лица. Теперь он похож не на обезьяну, а на угрюмого младенца.

— Ладно, — бросает он. — Давай, не рассусоливай.

Оставив за собой последнее слово, мужчина уходит обратно в коридор.

На лице Клары читается облегчение оттого, что я так легко отделалась.

Девушка указывает мне на ванну, которая уже до краев наполнена горячей водой. Для аромата она добавила туда какое-то масло, миндальное или кокосовое.

Что ж, теперь я хотя бы знаю ее имя.

— Клара? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Несса, — показываю я на себя.

Девушка снова кивает. Она и так уже это знает.

— Как зовут его? — Я показываю на дверь, за которой только что скрылся гамадрил.

Клара немного колеблется, затем произносит:

— Jonas.

— Йонас кретин, — бормочу я.

Горничная не отвечает, но, кажется, ее губы слегка тронула улыбка. Если она понимает, что я говорю, то явно со мной согласна.

— Что насчет твоего босса? — спрашиваю я. — Как его имя?

Повисает еще более долгая пауза, и я уже не жду ответа. Но, наконец, Клара шепчет:

— Mikołaj.

Она произносит это, словно имя дьявола. Словно после этого ей хочется перекреститься.

Похоже, его девушка боится гораздо больше, чем Йонаса.

Клара снова показывает на ванну и говорит: «Wejdź proszę». Я ни слова не понимаю по-польски, но подозреваю, что это означает «Пожалуйста, садись» или «Пожалуйста, поторопись».

— Хорошо, — отвечаю я.

Я стягиваю с себя довольно неприятного уже вида свитер и джинсы, расстегиваю лифчик и снимаю трусики.

Клара смотрит на мое обнаженное тело. Как и большинство европейцев, она не смущается наготы.

— Piękna figura, — говорит девушка.

Figura, по всей видимости, означает «фигура». Надеюсь, piękna значит «красивая», а не «нескладная» или «ужасная».

Я всегда любила языки. В детстве родители учили меня гэльскому[19], а в школе я изучала французский и латынь. К сожалению, польский относится к славянским языкам, так что знакомых слов в нем не много. Интересно, удастся ли мне разговорить Клару, чтобы понять его лучше.