Пленённая принцесса

Съев полпорции супа, я делаю глоток вина. Оно тоже отменное, терпкое и ароматное. Но я почти не пью, и уж точно не собираюсь терять концентрацию в присутствии Чудовища, так что одним глотком и ограничиваюсь. Я не настолько глупа, чтобы поверить, будто он привел меня сюда только чтобы накормить.

Мы едим в полной тишине. Когда мы заканчиваем трапезу, еда на столе остается практически нетронутой. Я смогла осилить только суп и кусочек хлеба. Миколай поел говядины с небольшой порцией овощей. Неудивительно, что он такой худой. Может быть, ему не нравится человеческая еда. Может быть, он предпочитает пить теплую кровь.

Закончив, мужчина отодвигает тарелку и кладет подбородок на ладонь, не сводя с меня своего ледяного взгляда.

— Что ты знаешь о делах своей семьи? — спрашивает он.

Благодаря еде я было почувствовала тепло и радость, но теперь я закрываюсь снова, словно моллюск, на которого обрушилась струя холодной воды.

— Ничего, — отвечаю я, опустив ложку. — Я вообще ничего о них не знаю. Но если бы и знала, не сказала бы тебе.

— Почему? — спрашивает Миколай, и в его глазах читается веселье. По какой-то непостижимой причине он находит это забавным.

— Потому что ты захотел бы использовать это, чтобы навредить им.

Мужчина закусывает губу в притворной озабоченности.

— А тебя не беспокоит, что они не посвящают тебя в это? — спрашивает он.

Я сжимаю губы, не желая удостаивать этот вопрос ответом. Но он вырывается против моей воли:

— Ты ничего о нас не знаешь.

— Я знаю, что твой брат унаследует место твоего отца. Что твоя сестра отмажет от тюрьмы кого угодно. Но что насчет тебя, Несса? Где твое место в этой империи? Должно быть, тебе уготован договорной брак, как и твоему брату. Может, с одним из Галло… у них же три сына, верно? Тогда вы с Аидой могли бы дважды стать сестрами.

Его слова холодят мою кожу сильнее, чем его взгляд. Откуда он столько о нас знает?

— Я не… Меня не… Нет никакого брачного соглашения, — говорю я, смотря на свои пальцы, сплетенные вместе так туго, что стали похожи на кучу червей у меня на коленях, бледные и бескровные.

Мне не следовало этого говорить. Он не должен знать больше того, что уже есть.

Миколай прыскает.

— Как жаль, — говорит он. — Ты очень красива.

Я чувствую, как пылают мои щеки, и мне это не нравится. Мне не нравится моя скромность и то, как легко меня можно смутить. Будь на моем месте Аида или Риона, они бы выплеснули это вино прямо ему в лицо. Они бы не боялись, не смущались и не боролись бы со слезами.

Я закусываю губу так сильно, что ощущаю, как ко вкусу вина во рту примешивается вкус крови.

Я поднимаю взгляд и смотрю на его лицо, которое не похоже ни на одно лицо, что я видела раньше — прекрасное, тонкое, пугающее, жестокое. Его губы словно нарисованы чернилами. Его глаза прожигают меня насквозь.

Мне трудно говорить.

— А как насчет тебя? — выдавливаю я из себя. — Миколай, верно? Приехал из Польши за американской мечтой? Но тебе даже некого привести в этот унылый старый особняк. Женщинам не нравится спать со змеями.

Мне хочется оскорбить его, но в ответ я получаю лишь холодную улыбку.

— Не волнуйся, — мягко говорит мужчина. — Я не испытываю недостатка в женщинах.

У меня на лице отражается скепсис. Не отрицаю, что он красив — в холодной и пугающей манере. Но я не могу представить, чтобы кто-то захотел приблизиться более чем на 10 футов[20] к столь злобному созданию.

К сожалению, я уже перешла эту границу и вскоре стану еще ближе.

Потому что мы закончили есть, и теперь Миколай жаждет других развлечений.

Из столовой он ведет меня в соседнюю комнату. Это настоящий бальный зал с отполированным паркетным полом и огромной люстрой, свисающей с потолка. Сам потолок выкрашен в темно-синий цвет, и золотые точки на нем имитируют звезды. Стены здесь золотого цвета, а на окнах висят шторы из темно-синего бархата.

Из всех комнат, что я видела, это первая, которую можно назвать действительно красивой. Остальные помещения в доме слишком готические и депрессивные. Но я не могу в полной мере насладиться красотой, потому что в зале играет музыка, и Миколай явно ждет, что я буду танцевать.

Я не успеваю даже развернуться, как он крепко сжимает мою правую руку своей и обхватывает меня за талию левой. Железной хваткой Чудовище притягивает меня к себе. Он действительно быстр. И раздражающе хорошо танцует.

Миколай кружит меня по пустому бальному залу, делая длинные и плавные шаги.

Я не хочу на него смотреть. Не хочу с ним говорить. Но не могу удержаться от вопроса:

— Откуда ты знаешь движения?

— Это вальс, — отвечает мужчина. — Он не сильно изменился за последние двести лет.

— Ты присутствовал при его создании? — грубо спрашиваю я.

Миколай лишь улыбается, продолжая меня кружить, и я отклоняюсь в глубоком прогибе.

Я узнаю музыку, которая играет, — это Satin Birds Абеля Коженевского. Меланхоличная и немного навязчивая, но довольно красивая мелодия. Одна из моих любимых до этого момента.

Мне не хочется думать, что у подобного зверя может быть хороший музыкальный вкус.