Они поднимают мне настроение, пока Йонас молча ведет меня к двойным дверям и через них — в большую столовую.
Все пространство в ней занимает длинный стол, способный вместить весь королевский двор. Но он пустует, не считая единственного мужчины, сидящего во главе, — Чудовища.
Все блюда с едой составлены на том конце стола. Запеченный цыпленок, фаршированный лимоном, белое филе камбалы, тушеные овощи, свекольный салат, пышные горки картофельного пюре, политого растопленным сливочным маслом. Тонко нарезанный черный хлеб с хрустящей корочкой. Супница, наполненная грибным крем-супом. Бокалы темно-красного вина.
Стол накрыт только на двоих.
Еда не тронута. Миколай ждал меня.
На нем темно-серая рубашка с длинными рукавами, закатанными по локоть, благодаря чему видно его татуированные предплечья. Вверх по шее, словно воротник, поднимается причудливый темный рисунок. На этом фоне гладкая кожа его лица и ладоней кажется призрачно-бледной.
Мужчина напоминает мне волка с таким же недобрым выражением лица и голодом в холодных голубых глазах.
Вопреки моей воле, эти глаза притягивают меня. Я ловлю его взгляд, отвожу взор, но не могу не посмотреть в них снова. Нас только двое. Йонас ушел.
— Садись, — резко говорит Миколай.
Он указывает на место рядом с собой.
Я бы с бóльшим удовольствием села на другом конце стола.
Впрочем, спорить бесполезно — в любой момент по щелчку пальцев может появиться его телохранитель. Йонас усадит меня в любое кресло, которое Чудовище захочет. Даже привяжет при необходимости. И я никак не смогу ему помешать.
Стоит мне опустится на мягкое сиденье, как мои ноздри наполняются аппетитным ароматом горячей еды, а рот — слюной. Я почти смирилась с чувством голода, но теперь я отчаянно хочу есть, ощущая слабость и головокружение.
Это не ускользает от Миколая.
— Давай, — говорит он.
Мой язык судорожно облизывает пересохшие губы.
— Я не голодна, — неубедительно лгу я.
Миколай издает раздраженный звук.
— Не смеши меня, — бросает он. — Я знаю, что ты несколько дней ничего не ела.
Я с трудом сглатываю.
— Я не буду, — говорю я. — Мне не нужна твоя еда. Я хочу домой.
Мужчина резко смеется.
— Ты не вернешься домой, — говорит он. — Никогда.
Нет, я не верю в это. Не могу в это поверить.
Я не останусь здесь, и я не буду есть его еду.
Мои руки лежат на коленях. От волнения я сплетаю пальцы.
— В таком случае, похоже, я буду голодать, — тихо говорю я.
Щипцами для мяса Чудовище подхватывает кусок ростбифа и кладет его себе на тарелку. Он берет нож и вилку и отрезает кусочек, а затем кладет его в рот, медленно пережевывает и глотает, пристально глядя на меня.
— Думаешь, мне есть дело до твоего голода? — спрашивает он так, словно ведет со мной дружескую беседу. — Я хочу, чтобы ты страдала, моя милая балерина. Но страдала на моих условиях. Если ты продолжишь отказываться от еды, я привяжу тебя к кровати и затолкаю тебе в глотку зонд для кормления. Ты не умрешь, пока я не решу, что пора. В идеальный момент, срежиссированный мной.
Я действительно слаба. Мой план с каждой минутой кажется мне все более глупым. Чем мне будет лучше лежать связанной в кровати? В чем смысл голодания? Я лишь теряю силы. Даже если бы мне подвернулась возможность сбежать, я была бы слишком истощена, чтобы воспользоваться ею.
Я все сильнее сжимаю пальцы вместе.
Я не хочу сдаваться. Но не знаю, что еще можно сделать. Я в ловушке и с каждым движением лишь сильнее затягиваю путы.
— Ладно, — наконец говорю я. — Я поем.
— Хорошо, — он кивает. — Начни с небольшой порции супа, чтобы тебя не вырвало.
— При одном условии, — продолжаю я.
Мужчина фыркает.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
— Оно не слишком обременительное.
Миколай ждет, что я скажу дальше. Наверное, ему просто любопытно.
— Мне скучно в комнате. Я бы хотела сходить в библиотеку и спуститься в сад. У меня на лодыжке красуется твой браслет. Здесь повсюду камеры и охрана. Я даже не буду пытаться сбежать.
Я и не жду, что он согласится. В конце концов, с чего бы? Чудовище сказал, что хочет, чтобы я страдала. Зачем ему разрешать мне развлекаться?
К моему удивлению, Миколай решает обсудить это предложение.
— Ты будешь есть, мыться и переодеваться в чистое каждый день, — говорит он.
— Да, — киваю я. Пожалуй, в этом было даже слишком много энтузиазма.
— Тогда ты можешь ходить по дому и саду. Везде, кроме западного крыла.
Я не спрашиваю, что такое западное крыло. Наверное, там расположена его комната. А может, он хранит там отрубленные головы своих жертв, вешая их на стены как охотничьи трофеи. Я бы ничему не удивилась.
— Вот, — говорит он. — Ешь.
Я подношу ложку ко рту. Это, без сомнения, самый вкусный суп, что я когда-либо пробовала. Насыщенный, маслянистый, теплый, идеально приправленный. Я хочу поднять миску и выпить его целиком.
— Не торопись, — предупреждает меня Миколай, — иначе тебя стошнит.