Пленить охотника

Мир стал медленно вращаться, на потолке мелькали лампы, свет сменялся тьмой. Я слышала дыхание охотника, слышала биение его сердца, а перед глазами расплывались цветные пятна, на которые распался мир, словно состоял из кусочков пазл. Все, чего мне хотелось – это лежать и по возможности не шевелиться, рано или поздно кровь лайне излечит раны, даже если вспорото легкое. Но как же больно было сейчас. Хотелось  завыть вместе с  волками, что завели свою волчью колыбельную где-то вдалеке. Выть и плакать… Выть? Волчья стая? Мысль протиснулась сквозь сковывающую голову пелену боли.

Я снова закашлялась, посмотрела на знакомый потолок, состоявший из деревянных панелей, и смогла, наконец, произнести:

– Стая? Ты позвал стаю?

– Конечно, – охотник осторожно положил меня на кровать в своей спальне, – Я  тоже должен закрыть контракт. Как только волк появился, я сразу дал знать отцу его несостоявшейся невесты, – мужчина открыл один ящик стола, затем второй.

– Почему не сразу? – прохрипела я, желая, чтобы кружащийся потолок остановился, а боль перестала грызть грудь, – Почему ты не позвал их сразу?

– Потому что, – охотник вернулся к кровати, держа в руках ножницы. Надеюсь, он не операцию собрался мне делать подручными средствами. – Существовала очень маленькая вероятность того, что я ошибся. – Он улыбнулся, сразу став моложе. – Но как только он появился…

– Теперь их убьют? – спросила я, и дыхания едва хватило на эти три простых слова.

– Все-таки жалеешь, – попенял мне мужчина и наклонился, –  Вынужден разочаровать, вряд ли их убьют. Не в традициях стаи убивать самку, что носит под сердцем волчонка. Парень, конечно, гад и урод, но… За его спиной тоже стоит стая. Поиграл в самостоятельность и хватит, как начнет кровью харкать, сразу с отцом свяжется. Думаю, их выкупят, хотя парня попрессуют знатно. Плюс ему навсегда придется забыть о роли альфы, а в остальном, – он щелкнул ножницами, – Они легко отделались.

– Ты знал.. кха…кха… что так будет. Знал, поэтому отослал всех из дома.

– Всех, это громко сказано. Валентину Павловну к дочери в другой город отпустил, давно просилась, да Андрея попросил собак закрыть, чтобы этот волчок их не порвал. –  охотник поднес ножницы к ране

– Но ты оставил меня.

– Нет, – ответил мужчина и щелкнул ножницами, разрезая бретельку платья, – Ты осталась сама, – еще одно движение, и еще один лоскуток платья соскользнул с плеча, – Двери этого дома открыты, как и ворота. Я даже дал тебе ключи от автомобиля, я велел запереть собак… – он продолжал осторожно снимать с меня обрывки платья, стараясь не потревожить рану, – Ты давно могла уйти. Ты должна была уйти, потому что…– он выдохнул, как перед прыжком  воду и признался, – Потому что у меня не хватило решимости прогнать тебя. А теперь займемся твоей раной, – охотник  еще раз щелкнул ножницами, отбросил на пол  алые лоскутки и положил руку мне на бедро.

Любая женщина с любым другим мужчиной на моем месте покрутила бы пальцем у виска и вдохновенно завывая, потребовала вызвать скорую. Любая, кроме лайне. Потому что его жест для меня и есть скорая. Помощь и одновременно приговор для врача. Моя магия проникнет в него, заставит дрожать от экстаза. И благодарить за него. Даже если я не буду пить его силу, а я очень боюсь не сдержаться, но если мне удастся, чары лайне все равно будут действовать. Исход первых суток предрешен, с каждой минутой, с каждой секундой, что охотник рядом,  невидимых нитей, что привязывают его ко мне становиться все больше. Цепь крепнет день с каждым часом…

И то, что он предлагает лишь поспособствует этому, к завтрашнему вечеру мужчина окажется так же зависим от меня, как и я от него. Прикасаться ко мне будет так же необходимо, как и дышать.  Разве не этого я хотела? Разве это будет не справедливо?

– Очень больно? – спросил охотник, – Чуть-чуть, потерпи, – он провел пальцем от бедра к колену, – Скоро все кончится.

Скоро все начнется. Кажется, мы собирались наступить на те же грабли снова. Или…

Охотник разглядывал мое тело так, словно видел впервые, касаясь взглядом кожи, залитой кровью груди, живота, треугольника мягких волос между ног…

Может, вправду попросить его вызвать скорую, в конце-концов в госпитале полно врачей мужчин. Только вот я не хотела никаких других мужчин. Я хотела этого. Ощущать это было так непривычно, так неправильно для лайне, что это мне почти нравилось. Наверное, так это и происходит, наверное, это безумие и называют любовью. Безумие, которое ты только приветствуешь, не желая лечиться.

Я могла вернуть ему его же слова, слова об открытой двери,  которую он не желает открывать. Шанс спастись был у каждого из нас. И мы оба им не воспользовались.