Алина пока никак не реагировала на ее просьбы вспомнить какие-нибудь важные детали. В больницу к ней почти никого не пускали. Никого, кроме Антона. Да и кого пускать, если мачеха в СИЗО, отец там же, друг семьи Игорь Заботин перенес сложную операцию и тоже на больничной койке. Попытался было к ней наведаться Глеб Анатольевич Зайцев с шикарным букетом, фруктами и шоколадом, так Алина не пожелала с ним разговаривать.
Как говорил потом Маше Антон, Алина просто указала ему на дверь и сказала, что знает, на чем основан его грязный интерес. И что отец у нее был, есть и остается один-единственный. Кстати, на ее стороне экспертиза. Зайцев мямлил, уверял, что хотел только посмотреть на нее, уж больно на мать похожа. И снова Алина его разочаровала – заявила, что у нее папины глаза, волосы, а главное, характер. Именно поэтому она выжила в подвале и не сломалась.
Зайцев ушел подавленный.
На Симакова было не так уж и много. Да, по совокупности преступлений наберется лет на десять, но это все не то, не то.
Чтобы вменить ему похищение, нужно заявление от пострадавшей, а заявления пока не было. Алина на ее просьбы никак не реагировала. Молчала. Врачи не разрешали на нее давить, слишком сильным было потрясение.
Человек провел в подвале больше месяца. В полном неведении насчет своей дальнейшей судьбы. Был момент, когда она думала, что он ее убьет. Это когда ей вдруг показалось, что она беременна. Потом, когда беременность не подтвердилась, ее похититель чуть смягчился, но все равно между ними уже все было иначе.
Ее освободили, и что же она узнает? Что Светлана, к которой она всю жизнь относилась как к матери, обвиняется в убийстве. Отец тоже. Оба в следственном изоляторе ждут суда.
Как, как со всем этим справиться?
– Не давите на нее, – умолял Машу Антон. – Дайте ей время.
А времени не было. Симаков не сегодня завтра может выйти под подписку, его адвокат уже хлопочет. Считает, что преступления, в которых подзащитного подозревают, не настолько тяжкие и он вполне может жить до суда дома.
Незаконное хранение оружия – раз.
Жизнь по поддельным документам – два.
– Разве это тяжкие статьи? – возмущался этот самый адвокат в ее кабинете пару часов назад. – Полноте, капитан. Вы лучше убийц ловите и насильников. Да, оступился человек. С кем не бывает? Но он же никак не использовал оружие и документы тоже. Он просто жил.
Возразить было сложно. При счастливом обороте адвокат мог и условный срок выхлопотать для своего подзащитного.
А этого никак нельзя было допустить. Никак! Потому что Маша каждым нервом чувствовала в Симакове матерого преступника. И коллега из Санкт-Петербурга был в этом уверен. Только доказательной базы у них у обоих никакой.
– Если глубже копнуть, на нем море крови, – горячился Глеб Степанов. – Мария, ну что же делать? Надо дожимать эту девушку. Наверняка он с ней вел беседы и что-то такое говорил. Я не верю! Не верю, что он девчонку похитил под влиянием собственных каких-то симпатий.
Она тоже не верила, но только разводила руками. Дожимать Алину Маша не имела права. Врачи всерьез опасались за ее душевное здоровье.
Один доктор так прямо и спросил:
– Хотите свести ее с ума? Хотите, чтобы она отсюда отправилась прямиком в психиатрическую клинику? Тогда, капитан, у вас точно не будет никакого свидетеля.
И она сдалась. Оставила пока Алину в покое. Уповала на Антона, которому Алина могла что-то сказать. Но Антон, с которым она ежедневно созванивалась, разочаровывал.
– Мне не меньше вашего, Мария Николаевна, хочется, чтобы этот гад сел, – уверял ее Антон. – Но я за Алину боюсь. Она не спит почти. И все время держит меня за руку. Буду просить отпустить ее домой.
– Домой? Но там же никого нет. Там ей будет еще хуже.
– Нет, вы не поняли. Домой ко мне. К моему деду, к тете Гале, к маме, бабушке.
Вновь обретенная семья Антона была замечательной, это Маша поняла сразу, когда встретилась с ними. И за Антона все горой. Не побоялись даже пойти на преступление – вломиться в чужой дом, отключить в нем сигнализацию и взломать замки.
– А как еще, Мария Николаевна? – разводила руками тетка Антона, восхитительная просто в своем бунтарстве. – Его так долго не было с нами. Мы так долго любили его заочно. И теперь, когда проклятые условности сняты, когда обиды забыты, мы готовы душу за него отдать. Все! И Лильке нашей слава – такого парня воспитала. Красавец, умница, просто благородный рыцарь.
А благородный рыцарь тихо сидел в сторонке и не сводил глаз с предмета своего обожания.
Маша получила приглашение на все воскресные обеды в этой семье. Надо, в самом деле, как-нибудь вырваться к ним, и непременно с сыном Валеркой.
А пока…