Пленник моря. Встречи с Айвазовским

Из личных моих воспоминаний об Айвазовском. Последние годы. Память художника. Галереи исторических лиц. Болезнь художника в 1899 г. Любовь его к близким и к Феодосии. Заслуги перед «страною Айвазовского» и хлопоты у правительства. В студии художника. Известные ученики его: проф-ра А. П. Боголюбов, Л. Ф. Лагорио и академик Куинджи. Куинджи в имении Айвазовского. Самородки-художники. Татарчонок в Алуште.

В последние годы, несмотря на восемьдесят с лишком лет, Иван Константинович не чувствовал утомления, свойственного его возрасту, и любил говорить об этом. Он вставал зимой в 7.00–7.30 утра, а летом, бывало, и еще раньше, и очень скоро принимался за работу, за которой с жаром и увлечением проводил почти половину дня; только после обеда он отдыхал немного, чтобы вскоре снова взяться за кисть, без которой почти не мог жить. В частной жизни он отличался превосходной памятью, помнил ход всех событий и все лица, с которыми встречался когда-нибудь в жизни. У него была масса знакомых, которых он редко встречал, но, забывая их фамилии иногда, он спрашивал, где встречал их, и сейчас же вспоминал до мельчайших подробностей саму встречу, хотя бы она была даже в прошлые его приезды в Петербург. В разговорах своих он вспоминал также прошлое, и люди, жившие за полвека, за шестьдесят лет до нас, и ставшие для нас уже лишь именами, как мы видим, оживали в его рассказах, они двигались, вели жизненную борьбу, творили, выказывали сильные и слабые стороны своего характера, и эти великие люди – Пушкин, Гоголь, Кукольник, Глинка, Брюллов, Котляревский, Раевский, Ермолов, Лазарев, Нахимов, Корнилов, с целым рядом старых, отживших свой век героев и академических профессоров – в его рассказах казались нам такими близкими и понятными, точно они были тут, среди нас, в саду или в комнате. Рассказывал часто он и о современных государственных деятелях, стоящих так высоко и далеко от нас в своей сфере деятельности, и они тоже казались нам знакомыми, живыми фигурами, полными долга и благородства, при этом часто непонятыми светом. Дар слова, дар рассказа, способность оживлять и оживляться были замечательны у Айвазовского и доказывались вполне на его обедах: общее оживление и хохот царили на них. Таким живым и симпатичным Иван Константинович оставался до конца жизни в своих отношениях с людьми. Больной, почти умирающий в 1899 году – он старался развеселить своих близких какою-нибудь шуткою или юмористической фразой и в то же время не мог прожить дня без кисти. Но не в том только выказывалось его добродушие.

Все обыватели Феодосии, этой «страны Айвазовского», очень любили Айвазовского, который, по меткому выражению одного фельетониста, прямо царил здесь, как ветхозаветный правитель. Он любил водить приезжих гостей по набережной, базарной площади, по рынку и по улицам. Строил планы будущих улучшений, построек, увлекая в обсуждение этого предмета людей чуждых и обладая удивительной способностью заинтересовывать городом приезжих и случайных его посетителей. Феодосия – это создание Айвазовского, и нельзя не заметить, что не будь Айвазовского, не было бы теперь в Феодосии ни гимназий, ни портовых сооружений, ни железной дороги, ни водопровода, ни музея, ни памятника, а вместо современного оживленного города ютилась бы у старой генуэзской башни сонная слободка, заброшенные руины прежнего маленького и убогого городишки. В постоянных хлопотах у правительства он принимал близко к сердцу все мельчайшие нужды его и интересы.

Интересно отношение его и к «своим».

В своих авторитетных советах, в указаниях Айвазовский никогда никому из молодых художников не отказывал. Казалось, он весь горел желанием помочь им и своим примером показать, «как надо работать». В его мастерской находили радушный прием и молодые художники, и многочисленные любители, приходившие к нему «учиться рисовать», и он, ко всем одинаково простой, добродушный и ласковый, готов был им служить. Двери его студии открыты были во всякое время.