Читаем Пленники Амальгамы полностью

Надо сказать, выглядел тот красавчиком. Правильное лицо, большие выразительные глаза, высокий рост – закарпатские девчонки, наверное, висли на нем гроздьями. Во время отчиток он не изрыгал из себя скверных слов, не бился в припадках, только из смуглого становился необычно бледным. Колбаса начиналась позже, когда из алтаря выносили чудодейственную икону Спасителя, к которой можно было приложиться. И если у меня это получалось без проблем, то парня ломало и перекручивало: он выгибался назад так, что, казалось, вот-вот встанет на мостик! Один из сопровождающих мужчин придерживал юношу (тот запросто мог грохнуться), двое других, прикупив по целому пуку толстенных свеч, ставили их перед всеми иконами подряд.

– Думают, так просто грех колдовства искупить! – качал головой Петр Григорьевич. – За это семь колен страдать должны!

Тут мой словесный понос опять прерывают:

– Ты всерьез про колдунов?! Майя! Ты же понимаешь: это постановка, спектакль для непросвещенных людей!

– Понимаю, – говорю, – но все равно было жутко!

– Нет никаких бесов, это чушь!

– Конечно, нет! – соглашаюсь, а саму трясет мелкой дрожью. Дикие вопли опять начинают звучать в ушах, будто в соседнем кабинете проводят акцию по изгнанию бесов, и я требую перерыва.

К вечеру встречаюсь с Зиной, мрачной и неразговорчивой. Начинаю рассказывать о пытках на кушетке, но вижу: реакции ноль. Что случилось-то? Да вот, тетка навестила – та, что в клинику определила. Так мало того, что сигарет не принесла (хотя Зина буквально умоляла), еще и монстром обозвала!

– Кем обозвала?

– Монстром! Если бы ты была уродом, говорит, можно было бы терпеть. Но ты хуже урода, ты монстр!

– А в чем разница-то?!

– Ну, как сказать… Вот если у тебя заячья губа, допустим, или нос оторвали…

– Кто оторвал?!

– Конь в пальто! Я просто так говорю: если носа нет, глаза или родимое пятно в пол-лица – ты, получается, урод. Народ на тебя косится, пальцем показывает, но никто не боится, может, кто-то добренький еще и посочувствует. А вот если ты монстр, типа людоед, маньяк-убийца или вампир…

– Вампиров, – говорю, – не существует! Как и бесов!

– Ну, это еще вопрос! Мои мужья – что наши, что иностранные – все были вампиры! И монстры! Короче, это уже нарушение естества капитальное, люди такое терпеть не хотят. Вот моя тетка и не терпит, сучка такая…

По словам Зины, монстры появляются на свет после кровосмесительной связи человека и животного. Стоит мужчине или женщине переспать с животным, как рождается монстр!

Тут фантазия разыгрывается в полную силу, благо, мои любимые божества сплошь монстры, то есть смесь животного и человеческого. Взять Анубиса – голова шакала, тело человека. Гор птицеголовый, как и бог мудрости Тот; Хнум – баран с солнечным диском на рогах, а Себек и вовсе крокодилью башку отрастил! Но если боги являются монстрами, так ли это ужасно? Может, наоборот, этим гордиться нужно? Лежа в палате, воображаю, что состою в родстве с египетскими богами, а значит, сама в каком-то смысле являюсь божеством. Ну, если не в пантеон, то в династию какого-нибудь фараона – точно вхожу! Скажем так, я – царица Хатшепсут. Выдающаяся была женщина, и тоже в каком-то смысле монстр. Египтяне ведь считали фараонов потомками Гора, то есть правителями могли быть только мужчины. А если ты провозгласила себя фараоншей? Тогда надевай мужское платье, наклеивай бороду и в таком виде представай перед поданными!

Но гордость вскоре улетучивается. Тоже мне фараонша! Ты, Майя, всего лишь жук-скарабей, тоже вроде божество, а по сути – обычный навозный жук. Ничтожное насекомое, питающееся экскрементами, вот ты кто! Далее вспоминается когда-то читаный рассказ, где человек превращается в жука. Жил-жил себе человеком и вдруг стал жуком, считай, монстром. Родня испытывала к нему брезгливость, стеснялась, запирала в отдельной комнате, потому что – как можно жить с таким существом?! И сам человек-жук ненавидел себя, но постепенно привык к новому обличью, смирился, начал приспосабливаться, пока не издох…

* * *

Утром не хочу вылезать из-под синтепона, по-прежнему ощущая себя навозным жуком. Страшным усилием воли поднимаю свое тело, чищу зубы, завтракаю, глотаю препараты, а дальше пожалуйте на экзекуцию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза