Пленники Чёрного леса

На вооружении у гномов — о чём люди и не догадывались даже — имелось одно грозное оружие дальнего действия, а именно: пращи, причём, гномы владели этим своим оружием мастерски. Округлые каменные ядра величиной с человеческий кулак разили врага наповал с такого расстояния, до которого едва могли долететь и дальнобойные одиночные стрелы арбалета.

Услышав в сгущающихся сумерках хриплые, ликующие вопли гномов и рассмотрев со всех буквально сторон их смутные, приземистые силуэты, все воины тотчас же вскочили на ноги и бросились к лошадям. Но было уже поздно: в следующее же мгновение сплошной град наповал разящих камней обрушился на воинов.

Первый камень ударил Стива в левое плечо и удар этот, несмотря на защитную броню, был страшен. Юноша покачнулся, в глазах его всё затуманилось от страшной, непереносимой боли, левая рука повисла словно плеть. И тотчас же другой камень ударил по ноге, правда, вскользь, но, тем не менее, заставив молодого воина упасть на одно колено. Превозмогая боль, юноша всё же нашёл в себе достаточно сил, чтобы вновь вскочить на ноги и, прихрамывая, побежать дальше. Он даже успел ухватить за узду ближайшую к нему лошадь… но больше он уже ничего не успел…

Третий камень ударил Стива в затылок… и тотчас же тусклый вечерний свет окончательно померк в глазах юноши. Земля с угрожающей быстротой понеслась ему навстречу, но удара молодой воин так и не почувствовал, словно провалившись внезапно в какую-то чёрную и бездонную пропасть…

Глава 8

Сознание возвращалось медленно, какими-то странными, болезненными рывками, а когда Стив очнулся, наконец, по-настоящему, то долго не мог сообразить, где он и что с ним такое произошло. Он лежал ничком на чём-то мягком и на удивление ароматном… но на этом приятные ощущения и заканчивались. Нестерпимо ныл затылок, тупая ноющая боль горячими волнами отдавалась в висках. Рук, ног, да и вообще тела своего юноша не чувствовал совершенно… а где-то неподалёку бормотал чей-то жалобный и на удивление знакомый голос.

Потом постепенно начала возвращаться память, и Стив припомнил вдруг всю череду предшествующих событий: вечерний уют костра, особенно притягательный в предвкушении длительного ночного отдыха… потом внезапная атака гномов в серых сгущающихся сумерках… и гибельный шквал камней… и падающие один за другим тела товарищей… а потом тот страшный удар в затылок, мгновенно погасивший сознание…

«Значит я в плену! — промелькнула в голове у Стива первая связная мысль. — Я ещё жив, но я в плену! Или, вернее, я в плену, но ещё жив…» Пленение — не позор для воина, если только он сам, добровольно, не сдался в плен. Но и в плену воин должен помнить, что он — воин, а потому вести себя соответственно. Ещё он должен использовать любую, пусть даже малейшую самую возможность для обретения вновь утраченной свободы, конечно, если эта возможность не будет противна его чести и достоинству воина….

Несмотря на крайнюю молодость, Стив чувствовал себя воином. Да он и был воином.

Внезапно ему пришла в голову новая мысль. А что, если он не в плену, что, если он всё ещё лежит неподвижно на месте их недавнего сражения, вернее, разгрома? Возможно, гномы, посчитав его убитым, ушли? Ну, может, прихватили с собой меч, шлем, содрали и унесли кольчугу…

Эта новая мысль была довольно заманчивой, но, увы, оказалась совершенно неверной, в чём Стив и сам смог убедиться, едва только приоткрыл глаза. Боль от затылка к вискам накатила при этом такая, что, не выдержав, юноша громко и протяжно застонал. Болела голова, перед глазами всё дрожало и расплывалось, но молодой воин всё же сумел определить, что находится он в каком-то низком и тёмном помещении, а руки и ноги у него крепко связаны… а значит, он всё-таки в плену.

Мягкое и ароматное снизу, при ближайшем рассмотрении, оказалось просто кучей опавшей древесной листвы, смешанной со свежей и душистой лесной травой. Запах увядающей этой травы был странно знакомым… казалось, он будил детские какие-то воспоминания… а, может, это только так казалось…

И всё так же ныл-бормотал где-то, совсем рядом, неприятно-знакомый чей-то голос…

Зрение уже почти восстановилось и Стив, с усилием перекатившись на левый бок, сумел, наконец, рассмотреть обладателя неприятного этого голоса. Рядом с юношей в хижине находился толстый Люк, собственной персоной, живой и, кажется, даже невредимый, хоть за последнее Стив не стал бы ручаться стопроцентно.

Руки и ноги толстяка тоже были крепко скручены верёвками, но, тем не менее, Люк ухитрился как-то сесть, прислонившись широкой спиной к деревянной стене хижины. Ни шлема, ни доспехов на нём, естественно, не было.

Ничего вокруг себя не видя и не замечая, Люк сидел, низко опустив голову и, медленно покачивая ей то в одну, то в другую сторону, бормотал вполголоса что-то: то ли молитвы, то ли заклинания…

— Люк! — прошептал Стив пересохшими губами. — Люк!

Споткнувшись на полуслове, толстяк замолчал и, немного приподняв голову, неприязненно покосился в сторону юноши.

— Чего тебе?

— Где мы, Люк? — морщась от нового приступа боли, спросил Стив. — Мы в плену, да?