Пленники Долины

Вчера я вновь видел тебя во сне. Я не хотел просыпаться. Само пробуждение оказалось мучительнее действительности. Я просил, умолял ночь не уходить, упрашивал оставить мне хотя бы еще один миг прошлого. Только теперь я понимаю, как мало человеку нужно для счастья.

Адсон отложил перо и задумался. Воспоминания уводили его в тот теплый вечер, когда Лия отправилась к Гретте за солью, а он вызвался ее проводить. Впервые Адсон убедился, насколько оно может быть красноречивым… молчание. Потом были слова. Слова, причинившие боль.

Адсон заметил, что по недописанному письму ползет муравей. Небольшой лесной муравей, каких можно увидеть в любом лесу. Букашка суетливо сновала между строк, не решаясь спрыгнуть на землю. «Ну что, не понимаешь, куда попал? – подумал узник. – Вот и я также не понимаю, где я и что мне делать. Хотя почему не знаю? Еще несколько дней, и меня здесь не будет. Возможно, меня вообще не будет, – подумал он с горечью».

Адсон потер лицо ладонями, пытаясь отогнать внезапно нахлынувшее наваждение, осторожно стряхнул муравья на землю и продолжил:

Но ночь ушла. Ушла, забрав мои надежды и мечты. Как же я не хотел возвращаться в реальный мир! Первый раз за много лет я почувствовал, что он мне совершенно безразличен. Этот дивный мир, украшенный зеленью травы, заполненный журчанием ручья, шумом листвы, на поверку оказался всего лишь миражом. Стоит протянуть руку, и он растает. Я не хочу так! Я не могу так!

Почему-то мне кажется, что нам не суждено встретиться. Прости меня, если, конечно, можешь. Прости за всю боль, которую я тебе причинил. Я ни на что не рассчитываю. Я хочу, чтобы ты знала: в моем сердце всегда будет жить одна-единственная девушка – золотоволосая Лия. Пока бьется мое сердце, будет так!

Услышав звук приближающихся шагов, Адсон поспешно спрятал письмо за пазуху и едва успел накрыть плошку с чернилами висевшим у изголовья полотенцем, как в дверном проеме появилось сверкающее от радости лицо Джонни, человека из его десятки. Среднего роста, сутулый и длиннорукий, Джонни попал в колонию двумя месяцами позже Адсона. Он и по жизни-то не был упитанным, а теперь и подавно выглядел как обтянутый кожей скелет. Ходячий ворчливый скелет. «Мешок с костями», – подтрунивали над ним рудокопы. Но, несмотря на врожденную худобу, усугубленную пустыми кашами и тяжелой работой, взгляд узника остался живым и требовательным.

– Адсон, – вполголоса позвал Джонни, – у тебя кинжал с собой?

– К сожалению, нет, – разочаровал Адсон приятеля. – Продал Фарту.

– Как так продал? – опешил от неожиданности гость.

– Да вот так.

– А я сегодня нашел в забое меч! – сиял от восторга рудокоп. – Только еще не знаю, светится ли, когда рядом кочевники, как твой нож.

«Все-таки удивительное это создание – человек, – подумал Адсон. – Когда его лишают многого, он учится радоваться малому. Вот и сейчас, обреченный проводить большую часть времени в забое, Джонни, как ребенок, радуется новой игрушке – древнему мечу».

– Надеюсь, ты не додумался тащить меч в лагерь? – забеспокоился Адсон.

– Нет, что ты! В штреке оставил. Пускай там полежит. Потом придумаю, что с ним делать, – бросил Джонни, покидая лачугу. – Только никому ни слова! – с тревогой в голосе попросил счастливый обладатель меча.

– Подумай-подумай, – отстраненно прошептал Адсон.