Пленники Сабуровой дачи

И, главное, бороться со всем окружающим ужасом можно было лишь одним способом — не щадя себя, идти, куда пошлют, чтобы сражаться с фашистской ордой и, если придется, отдать свою жизнь ради свободы будущих поколений. Только замужем-то Галочка была не за теми будущими, а за вот этим вот настоящим. Не в меру сегодня ворчливым, уставшим, но по-прежнему элегантным, обходительным и родным. Тем самым «настоящим», которое недавно в ответ на прямой вопрос: «А если пошлют на передовую?» ответил: «Разочаруются, конечно. В тылу от меня пользы существенно больше. Но, разумеется, сделаю все возможное, чтобы оправдать доверие».

Все это было очень страшно, но что поделаешь: жизнь продолжалась даже в военное время, и жить ее добросовестно — любить, стремиться, надеяться на лучшее — надо было даже в эти суровые часы.

«Мудрость заключается не в том, чтоб биться головой о стену, а в том, чтобы уметь быть счастливым внутри стен, которые не можешь сокрушить», — вспомнилась Галочке чья-то мысль, хоть и озвученная еще до 22 июня 1941 года, но в целом имеющая право служить сейчас источником силы духа.

— Какие хорошие у вас отношения! Настоящие! — говорила между тем Анна Степановна, восседая рядом с Галочкой на заднем сиденье авто. Только что Владимир, поблагодарив за приглашение, отказался от вечернего визита в гости к ее Дюшеньке, объяснив, что Галочка наверняка захочет провести свободное время вместе с дедушкой, а сам Морской тоже занят — должен навестить первую жену. Анну Степановну этот факт до крайности умилил. — Так здорово, когда люди друг другу доверяют! Я вот не уверена, что спокойно отпустила бы мужа в гости к бывшей жене… А вы — молодец!

— Ну что вы, — улыбнулась Галочка. — Во-первых, отпускать гораздо легче, чем запрещать. А во-вторых — мне бояться нечего! Раньше Владимир, конечно, был человеком увлекающимся. Любил жениться, так сказать. Я его четвертая по счету жена, представляете? — Тут Галочка, как положено, выдержала театральную паузу после ответного ошарашенного «ах» и лишь потом продолжила. — Но сейчас, прожив со мной уже три года, он, я знаю, свои взгляды на брак изменил. Раньше ему с женами везло: ни одна не отбила охоту жениться снова. Я — другое дело. Со мной любой поймет, что супружеская жизнь — дело хлопотное. Поймет и, значит, в новый брак не полезет.

Вот за что Галочке с самого начала понравилась Анна Степановна — так это за правильное чувство юмора. Вжавшись в мягкую спинку сиденья, учительница беззвучно хохотала, явно оценив Галочкину импровизацию по достоинству.

— Ну, тогда в другой вечер приходите, — сказала она, вдоволь отсмеявшись. — У душеньки Дюшеньки комната просторная, и он любит многолюдные сборища. Расстраивается, что сейчас, когда к его начальнику и соседу по квартире в одном лице реэвакуировалась жена, гости стали обходить его комнату и спешить к Рыбаловым. Люди соскучились по семейному уюту и вкусному чаю, а жена начальника, представьте, по дороге в Харьков организовала сборы похлеще, чем мы, и привезла четыре ведра прекрасной отстоянной воды без привкуса. Этой водой Рыбаловы всех Дюшиных гостей к себе переманили. Правильно же я рассказываю, дорогой?

Восседающий за рулем Дюшенька, которого на самом деле звали Андрей Иванович, несколько раз горячо кивнул. Галочка спохватилась, сообразив, что, несмотря на шум мотора их с Анной Степановной болтовня прекрасно долетала вперед, а значит, все пассажи про брак и бывших жен Морской тоже слышал. Впрочем, Галочка все равно потом сама бы ему все пересказала.

— Ну ничего! — продолжала воодушевленная поддержкой Анна Степановна. — Вскоре Дюшенька возвратит себе статус самого радушного хозяина. Мне комнату в том же доме и даже в том же подъезде дали, поэтому я помогу. Только баян надо будет найти. Какой званый вечер без музыки-то, да?

— Баян против вкусного чая? — засмеялась Галочка. — Даже не знаю, что победит!

— Мы победим! — откашлявшись, вмешался Дюшенька. — Потому что Владимир Алексеевич Рыбалов — начальник мой — во всем на высоте, а в бытовых вопросах недальновиден как пень. Вода их питьевая скоро кончится! Я вот как раз товарищу Морскому про непредусмотрительность нашего Владимира Алексеевича рассказ завернуть хотел, а вы своим щебетанием перебили.

Все притихли, слушая обещанную историю.

— Пришло нам месяц назад в военный отдел письмо от фронтовика, — начал Дюшенька. — И не кому-то там, а лично заведующему военного отдела горкома, то есть моему Владимиру Алексеевичу Рыбалову, адресованное. «Дорогой браток заведующий! — писал некий сражающийся в окопах лейтенант. — Мы с товарищем перед выездом на фронт решили, чтобы жизнь прошла не зря, взять да жениться на ком-нибудь стоящем. Пара дней у нас в запасе до отъезда из Харькова еще была. Познакомились с хорошими девушками, сходили в ЗАГС. Они обещали быть нам верными и ждать. Не знаю, как мой товарищ, а я переживаю. Прошу тебя: проверь и сообщи мне, жива ли моя жена и как держала себя при фашистах. На мои письма она не отвечает».

— Экий нахал! — не удержалась Анна Степановна.