Пленники Сабуровой дачи

— Повія! — Несмотря на все пережитое, Ларочка так и не научилась употреблять грубые слова. Зато презрения в ее интонации было более чем достаточно. — Немцев за деньги по публичным домам развлекать больше не требуется, так они на улицах к красноармейцам цепляться вздумали! В центре истребительные батальоны их гоняют, а тут — сам видишь.

Женька таких тонкостей городской жизни еще не знал, потому что вернулся в Харьков всего два дня назад. До войны подобные гражданки в городе не водились (Женьке в 41-м уже целых четырнадцать лет было, если б водились, запомнил бы обязательно!), во время эвакуации в детдоме ни о чем таком никто слыхом не слыхивал, а потом, когда в марте Женька с сестрой перебрался в освобожденный Харьков и попал прямиком под фашистов, пришлось спешно ретироваться в село к родичам. Там, конечно, бывало всякое. Но в яркие тряпки якшающиеся с немчурой селянки не рядились и веерами отродясь не обмахивались. Когда односельчане плюют тебе вслед, а окрестная пацанва закидывает камнями, голые ноги особо не подемонстрируешь. Даже когда немецкий офицер застрелил тетю Клаву за то, что назвала «немецкой подстилкой» приехавшую с ним харьковчанку, селяне продолжили, как это называлось, «учить бойкотом бесстыжих немецких овчарок». А горожане, видать, давали слабину, раз тут подобные личности чувствовали себя вольготно. И ведь надо же — такая черная душа и такие белые ноги… Женька невольно потер локтем карман, в котором хранил личные сбережения.

— Даже не думай! — рассекретила брата Ларочка. — Если мать не убьет, то от какой-нибудь стыдной болезни помрешь сразу! Совсем, смотрю, распустился ты там у бабушки Зои…

— Понял. Не думаю, не смотрю, — покладисто отрапортовал Женька и тут же решил передохнуть, опустив оба ведра с водой на землю. Бросив взгляд из-под локтя, он увидел, как странная гражданка убрала веер. Под бантом попугайской шляпы оказалось красное, воспаленное лицо безумной старухи.

— Пойдем уже, горюшко луковое, — тихо позвала его сестра.

Вообще-то Женька старался Ларочке не перечить. Не от послушания, а чтобы не огорчать. Сестра, хоть и была старше всего на четыре года и в детстве братом почти не интересовалась, в самое сложное время сумела заменить в семье и мать, и отца. Когда Женька с Ларочкой остались одни в голодном, сотрясающемся от вражеских авианалетов Харькове, сестра проявила чудеса стойкости. Бабушка к тому времени уже несколько месяцев как умерла. Женькин папа Яков уже был на фронте. А тут и маму — знали ведь, что она врач, и притом хороший — тоже отправили на войну. Сестра не растерялась: ходила с Женькой по окрестным деревням на менку, чтобы хоть как-то прокормиться; устроилась санитаркой в госпиталь, чтобы иметь право на эвакуацию. А когда дело дошло до отъезда, узнала, какие надо пороги обивать, чтобы добиться разрешения увезти брата с собой. В Нижнем Тагиле, правда, жить Женьке пришлось в детдоме, но Ларочка брата не забывала — навещала, подкармливала, подбадривала-расспрашивала… Один раз ей даже довелось спать на улице: вырвалась к Женьке после тяжелой смены в госпитале слишком поздно и вернулась в свое переполненное людьми и холодом общежитие уже после десяти. А после десяти — не пускали. Женька, кстати, на Ларочкиных визитах совсем не настаивал, ведь взрослый уже. На вопросы отмалчивался или отвечал, что живет хорошо — зачем зря сестре нервы портить. Но она и сама все понимала: всякую свободную минуту тратила на поход в детский дом, а с каждого куска хлеба откладывала немножко для брата.

— Так-с, — Ларочка вслед за Женькой поставила ведро на землю и остановилась, разминая кисти рук. — Мое самое нелюбимое место. Тут нужно решить — то ли в обход на гору идем, то ли по короткому пути, по лестнице. Но там ступенек двести, не меньше. Что выбираешь?

— Какой уж тут выбор? — скривился Женька. — Мое мнение ты знаешь — я сюда вообще не спускался бы. На площадь Дзержинского к общему крану и ближе, и интереснее. Не зря же про него в газетах пишут. Раз починили-запустили — надо пользоваться. К тому же запас у нас еще есть. Можно было вообще никуда не ходить — со дня на день дома воду дадут, и выйдет, что мы зря ходили.

Женька знал, что водопровод в Харькове восстановили меньше месяца назад и всего в нескольких местах. «Из 104-х довоенных скважин работоспособны только 5. К счастью, на заводе «Красный Октябрь» нашлись и необходимые для запуска системы 5 электромоторов» — писали в сентябрьской газете о начале восстановительных работ по подаче воды населению.

— На Дзержинского не хочу, — уже не в первый раз озвучила сестра. Зато, наконец, соизволила внятно объяснить свою позицию: — Не факт, что как раз как подойдет твоя очередь, воду не перекроют. Сам понимаешь, период ремонта — значит, перебои постоянные. Колодец надежнее. К тому же у колодца за водой на очередь минут сорок уходит, а на площади люди и по два с лишним часа стоят.

— Да ладно, — хитро подмигнул Женька. — В очереди постоишь — себя покажешь, на других посмотришь. Верный способ с кем-то познакомиться!