Пленники сонных квартир (СИ)

И я вновь готова отдаться ему целиком, раствориться, забыться в одном человеке. Согласна совершенно на все, ради него.

Ледяной декабрь за окнами не помешает мне согреться даже в самый холодный день в руках Глеба, в его словах и взглядах.

Я помнила о том, что Уланс скоро уедет, и решилась объясниться прежде, чем он исчезнет. Я помнила об Артёме и Егоре и чувствовала себя полнейшей дурой.

Но этим утром мне следовало лишь хватать каждый поцелуй Голубина, жаться всем телом, вдыхать аромат парфюма с бархатной кожи и кусать шею, оставляя багровые метки.

Комментарий к глава, в которой любят, целуют и скучают

неожиданно появляется Глеб и достает Еву из пиздеца.

я решила, что единственный верный выход - Голубин, также подумал Артём и притащил его, собственно, из Москвы.

========== глава об откровенности и немного о шантаже ==========

— Привет, — Уланс целует меня в щеку, — что за спешка?

— Привет, — улыбаюсь парню, занимаем столик в самом углу заведения, поотдаль от чужих глаз, — разговор есть.

— Я тебя внимательно слушаю, — Крист берётся за изучение меню.

Официант оказывается около нас буквально в долю секунды, делаем заказ и продолжаем разговор.

— В общем, я надеюсь, ты понимаешь, что мы не были вместе, — начинаю, тяжело вздохнув, Уланс улыбается во все 32, накрывает мою дрожащую руку своей и кивает, мол продолжай, — знаешь, я никогда такой свободы не чувствовала, как с тобой, но у всего должны быть границы.

— Эй, детка, я понял, не переживай, — Кристи продолжает улыбаться, но улыбка его отдает фальшью, — Егор говорил про твоего Глеба, тот ещё черт, судя по всему, но я бы хотел, чтобы ты была счастлива, а я тебе такого обещать не могу.

— Крист, ты, правда, спас меня, вытащил из такого дерьма, что представить себе не сможешь, — улыбаюсь ему, а в глазах слёзы стоят.

— И в еще большее дерьмо втянул, знаю, — смеётся Уланс, выхватывает мой беглый взгляд и сильнее сжимает руку, — ты какого хуя ревешь? Нам же весело было вместе?!

— Не реву я, — торопливо стираю слёзы с щек и дарю парню улыбку, — это была самая ахуенная осень, честно.

— Согласен, — он делает глоток, принесенного официантом, кофе, — хочешь ещё соплей?

— Ну давай, — посмеиваюсь и отпиваю из стакана, — устроим прощально-рыдальную встречу.

— Хорошо, детка, — с его губ улыбка не сходит, а глаза печалью горят, — я, когда мы в аварию попали, надеялся, что умру нахуй уже, но за тебя испугался пиздецки, — начинает рассказ Крист, — и когда ты зашла ко мне в палату, в ту ночь, у меня что-то в голове щелкнуло, будто ты — спасательный круг и я из этого дерьмища выберусь, выбрался, Ев.

— Я рада, правда, — сглатываю ком, подошедший к горлу, — рада, что все так сложилось, что мы встретились, вообще, и друг друга вытащили.

— И еще, Ева, прошу тебя, заканчивай с этой хуйней, до добра не доведет, — просит Уланс и смотрит мне в глаза, — и я закончу, хорошо?

— Хорошо, — послушно киваю, мысленно, решив, что, действительно, пора бы забыть номер Кизару и ощущение эйфории.

Мы целый вечер болтаем о ерунде, но Уланс, все же, рассказывает трагическую историю о его девушке, а после продолжает говорить о мелочах.

Ближе к ночи разъежаемся по домам: Уланс в отель, перед вылетом, а я с Егором на такси домой.

В квартире тихо. Глеб и Артём играют в приставку, иногда комментируя что-то.

— Всем привет! — застываю в дверном проёме, наблюдая за парнями, и расплываюсь в улыбке.

— Привет, — Глеб откладывает геймпад и машет рукой, делаю несколько шагов и сажусь на диван возле него.

Тёма молчит и я понимаю, что наши отношения — вновь руины, даже камня на камне не осталось.

Он избегает меня теперь, чаще молчит, редко улыбается, уходит куда-то вечно.

Глеб, чувствуя напряжение, что висит между нами двумя и давит на остальных, устало тянется и утыкается носом мне в шею:

— Пойдем спать? — тихо зовет парень и я согласно киваю.

В спальне приглушённый свет, тишина и теплые одеяла. Оказавшись в кровати, льнем друг другу, как мартовские коты, осыпаемся поцелуями нежными, хватаемся за каждое касание, будто не встретимся больше никогда.

— Глеб, — отрываюсь от его губ и сталкиваюсь с взглядом покрасневших глаз, — ты считаешь меня шлюхой?

— А ты меня мудаком? — он вытягивает губы в улыбку и проводит пальцем по моей щеке, — я люблю тебя, Ева, любой люблю, хоть ты на героине сиди.

— Я тоже люблю тебя, Глеб, — выдыхаю с облегчением и прикусываю нижнюю губу.

И имя его звучит молитвой.

— А что дальше? Ты уедешь снова, — чувствую, как он переплетает наши пальцы, голос у меня дрожит, но я смотрю в его зеленые глаза и до боли кусаю губы, — мы друг без друга не можем.

— Не можем, — задумчиво вторит Голубин, как эхо, — нужно что-нибудь придумать, — добавляет он, — завтра подумаем?

— Да, завтра, — улыбаюсь и Глеб накрывает мои губы своими, обводит языком линию губ, толкается вперёд, проникая в рот, посасывает нижнюю губу, цепляет её зубами и вновь проводит языком, — что с Тёмычем делать будешь?

— Не знаю, — ловлю его губы опять, вовлекая в поцелуй, глубокий, жаркий, мокрый.