Читаем Пленники полностью

— Что? Удивляешься, земляк? Ну, подойди поближе. Оглох, что ли? Тебе говорят, подойди ближе!..

Гарник не мог впоследствии вспомнить, то ли он сам зашагал, то ли кто другой, подтолкнув его сзади, усадил за стол напротив Филояна. Воскресший мертвец сидел, упершись в стол локтями и весело смеялся, сверкая зубами.

— Садись! Все еще не веришь своим глазам? Да, это я. Закури!

Гарник покачал головой.

— Я не курю.

Эти слова возвратили способность чувствовать, думать. Да, перед ним сидел Филоян. Так, может быть, живы Великанов, Саядян и другие?..

— Как же это получилось? — спросил он наконец. — Расстрел был фиктивным?

Наивность Гарника доставляла Филояну наслаждение. Он продолжал хохотать, трясясь всем телом.

— Почему фиктивным? — наконец выговорил он. — Вообрази себе, что меня пуля не берет.

— Ну, а другие?.. Великанов, Саядян и остальные тоже остались? — не выдержал Гарник.

Филоян сразу посерьезнел, взял сигарету, чадившую на краю пепельницы, и на минуту скрыл лицо в клубах дыма.

— Да, остались… В могиле!..

Гарник почувствовал нестерпимую боль в сердце. На этот раз он сам взял сигарету, дрожащими руками закурил и втянул в себя вонючий дым. Курил и думал: почему он не убьет Филояна сейчас, здесь, в этой комнате?.. Но что это даст? Дым сигареты затуманил ему мозги, расслабляя все члены тела. Как бы придавленный огромной тяжестью, он бессильно сидел в своем кресле.

А Филоян подвел итоговую черту:

— До расстрела нас вместе держали в тюрьме. Сколько я ни старался узнать, кто из них убил Бакенбарда, — они молчали. Ну… так и подохли с этой тайной. Ты, кажется, дружил с ними, земляк? Но, видно, не знал, что это за люди… — Филоян помолчал. — Я работал в такой же вот школе консультантом, на днях меня перевели сюда. Сказали, что тут есть армяне. Подают ваши фотокарточки, — ба! — вижу, старый, так сказать, знакомый!.. Теперь рассказывай ты. Как сюда попал?

Гарник понял, что разоткровенничавшийся Филоян ждет того же от него — и пошел на прямую ложь. Рассказав историю своего появления в школе, он добавил:

— Я ведь тоже, будучи в легионе, пытался выяснить, кто убил Бакенбарда и тоже не сумел. Впрочем, все это теперь не стоит разговора, нас ждут дела покрупней. Конечно, будут трудные задачи, но…

Филоян перебил:

— Ничего, ты парень умный, справишься! Тридцать девять таких молодчиков, как ты, я уже подготовил и отправил на ту сторону.

— Не боялись они? — простодушно опросил Гарник.

— Чего бояться? Все подобрались головорезы.

Филоян не без юмора охарактеризовал своих молодчиков:

— Для многих из них это просто веселое приключение. Ну, об этом мы успеем поговорить… До полета вы все пройдете курс у меня. А тебя я вот зачем позвал: общаясь с товарищами, проследи, у кого какие настроения, и сообщай мне. Сам понимаешь, в подборе людей мы не имеем права делать ни малейшей ошибки. Понял? Этот разговор тоже должен остаться в тайне. Ну, желаю удачи!

Гарник вышел от него как пьяный.

Весь свой разговор с Филояном он в тот же день передал Погосяну и Сохадзе.

— Каково? — подивился Сохадзе. — Какие же подлецы! И без того кругом все шпионы… Так к шпионам приставляют шпионов! Раздавить эту гадину следует, вот что.

— И раздавим! — сказал Погосян. — Чисто сделаем, без единой капли крови. Подлецов надо убивать их же оружием. Вот увидите, какую штуку я с ним сыграю…

Погосян не шутил. На следующий день он обратился к начальнику школы майору Мейеркацу с просьбой принять его по очень важному делу и был сразу вызван.

Мейеркац предложил ему стул.

— В чем дело? Слушаю вас.

— Из нас готовят диверсантов, не так ли? Следовательно, мы все строго засекречены?

— Да, конечно.

— А вы вполне уверены, что наши фамилии не будут известны органам Чека?

Мейеркац сразу насторожился. Диверсанты, отправленные в советский тыл, часто проваливались. Немецкая разведка во многих случаях становилась втупик, не имея сведений о причинах провала.

Майор Мейеркац не мог откровенно говорить об этом с курсантом и только спросил:

— А в чем ваши сомнения?

— Я не могу не сомневаться, господин майор, — сделав встревоженное лицо, сказал Погосян, — и вот почему. В Ереване я жил на улице Налбандяна. На нашей улице находится министерство госбезопасности Армении, или, как у вас называют, — Чека.

— Так, так! Дальше?..

Майор Мейеркац нетерпеливо ждал, к чему клонит его собеседник.

Но Погосян не спешил. Он как бы с трудом подыскивал нужные слова и запинался от волнения.

— Каждый день мне приходилось несколько раз проходить мимо здания Чека. И я знаю в лицо многих работников Чека. А вот вчера я встретил одного из них у вас.

— Здесь? — вытаращил глаза Мейеркац.

— Да, здесь! — твердо сказал Погосян. — В этой секретной школе. Он только что приехал сюда.

— Вы говорите о Филояне?

— Не знаю его фамилии. Но я узнал его сразу.

Майор достал из кармана портсигар и сунул сигарету в рот.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет, я уверен в этом.

Морщины собрались на широком лбу майора.

— Вы об этом рассказывали кому-нибудь?

— Никому.

— Очень хорошо! Можете идти. Только строжайше предупреждаю: никому ни слова.

— Понимаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза