Читаем Пленники полностью

Погосян вышел от Мейеркаца довольный результатом беседы. Он был полностью уверен в успехе предпринятого им дела. Как бы ни был проверен до этого Филоян, теперь вряд ли его оставят тут. Немецкая разведка за него возьмется — Филояну теперь не удастся выкрутиться из ее лап.

И действительно, вскоре приехал из гестапо подполковник и заставил Погосяна повторить все, что он рассказал Мейеркацу.

На следующий день Филоян уже не появлялся в «психиатричке».

Погосян ликовал. Теперь он не преминул рассказать Гарнику и Сохадзе о своей удачной затее.

— Вот это я понимаю! — одобрительно принял его рассказ Сохадзе. — С гадами так и надо поступать. Сто грехов отпустится!..

Но Гарник был настроен сдержанно. Если эта гадина — Филоян ушел из-под расстрела, кто знает, не уйдет ли он от кары и на этот раз? Кажется, он у немцев в полном доверии.

Но вот прошла неделя, а Филоян все не появлялся Он вернулся лишь в конце второй недели. Тревога охватила друзей. По логике вещей Погосяна должны были снова вызвать к начальнику или еще к кому-нибудь и потребовать от него объяснений. Но ничего подобного не произошло. Погосян ждал, но его никто не вызвал и это было очень странно.

Занятия в школе шли своим чередом. Однажды курсантов привезли на аэродром для испытательных прыжков с парашютом. Маленький самолет поднимал их по одному в воздух.

Наступила очередь Погосяна. С высоты восьмисот метров он спрыгнул вниз.

Все, оторвавшись от самолета, сразу раскрывали свои парашюты, а Погосян падал, кувыркаясь в воздухе, как при затяжном прыжке.

За ним следили десятки тревожных глаз. Вот уже до земли осталось совсем немного… Сейчас раскроет?.. Что с ним? Сдало сердце? Ах!.. Гарник зажмурил глаза. На расстоянии ста шагов от дожидавшихся своей очереди курсантов вдруг послышался глухой удар о землю. Все побежали к месту падения.

Филоян издали наблюдал за этим зрелищем, стоя в группе немецких офицеров. Не торопясь, подошел он к толпе курсантов, обступивших бездыханный труп Погосяна, и сказал:

— Дурак! Что за трюк он выкинул?

Сохадзе глянул исподлобья на Гарника, сделав вид, что не понял слов Филояна, и отошел. В его глазах туманились слезы.

Заместитель начальника школы распорядился отнести труп в сторону. Занятия продолжались.

Вечером, возвратившись в школу, Сохадзе угрюмо сказал Гарнику:

— Теперь я понимаю, почему на главном входе написано: «Больница для душевнобольных»…

— Надо бы написать: «Ад». Это больше бы подошло.

Гарник, подперев голову руками, сел на кровати. Трудно было им говорить о том, что произошло. Только он и Сохадзе понимали все.

<p>4</p>

Всю ночь Гарник не сомкнул глаз. Голова у него словно была налита чугуном. Ни на минуту он не мог забыть Погосяна, последние его бессильные конвульсии. Война сделала каменными сердца. Никто не сказал даже слова сочувствия по поводу смерти Погосяна. Все прошли мимо с полным безразличием, — казалось, это не имело к ним никакого отношения. А один из курсантов даже посмеялся:

— Ну и плюхнулся этот армянин, в лепешку!..

Страшные люди! Какие ужасные люди!..

От усталости у Гарника слипались глаза. Он пытался заснуть хоть на минуту и все напрасно. Перед глазами возникали Великанов, Саядян, Ананикян и с ними — Погосян… «Боишься? — казалось, спрашивали они. — А что мы завещали тебе: — мстить и мстить этим чудовищам!..»

Гарник делал над собой усилие, чтобы не видеть их, а они снова стояли перед ним и спрашивали: «Когда ты отомстишь за нашу кровь Филояну?»

Да, если бы он сумел прикончить предателя Филояна, его сердце было бы спокойным, он считал бы, что кровь товарищей отомщена. Иначе нет ему оправдания!..

Наутро он рассказал обо всем Сохадзе.

Вместе раздумывали они, как быть, чтобы после расправы с Филояном немедленно бежать из этого сумасшедшего дома.

Филоян часто уходил в город. А курсантов держали взаперти. Пускали в город только тех, которым доверяло начальство.

Гарник и Сохадзе решили прибегнуть к помощи самого Филояна. В случае, если дадут разрешение, они осмотрят город, проверят возможности побега. А в следующий раз попросят Филояна присоединиться к ним на прогулку, заведут в укромное место и постараются разделаться с ним.

Приняв такой план, они решили пойти на сближение с Филояном.

В первую же субботу оба вместе явились к нему.

— Мы стеснялись просить вас, — с притворным заискиванием заговорил Сохадзе, — но Гарник сказал: попросим, ведь наш земляк. Если он не пойдет нам навстречу, то кто же еще?

— Хорошо, достану пропуск, ребята. Но помните Саакяна? Скотина, скрывал свою болезнь. Тут с девушками надо быть осторожным. И вообще, скажу, в этой школе наши земляки здорово опозорили нас.

Филоян протянул сигареты своим собеседникам.

— Вот Саакян оказался такой гнилью. А Погосян? Без разрешения решил испытать свою судьбу в затяжном прыжке… Подлец, думал, пройдет его номер! Я вам не говорил, что он наболтал Мейеркацу про меня?

— Неужели? — воскликнул Сохадзе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза